1612 год - Дмитрий Евдокимов Страница 36

— Гневается наш царь-батюшка на Мстиславского. Велел нам от его имени попенять воеводам за роспуск воинства и строжайше запретить.

Пожарский покачал головой:

— Роптать дворяне начнут, ведь три месяца воюем. И все как-то бестолково. В поле самозванца разгромили, а Рыльск взять не смогли. Не узнаю я наших военачальников Мстиславского да Шуйских, уж больно робки стали. Стареют, что ли?

Дьяк хитро прищурился, снова протягивая ковшичек гостю:

— Не в старости дело.

— А в чем же тогда?

— Сомневаются бояре… не против ли законного наследника свои сабли подняли.

Пожарский аж поперхнулся:

— Так ведь доподлинно известно, что самозванец — беглый монах Гришка!

— Откуда тебе это известно? — снова испытующе прищурился Власьев.

— Как откуда? Из царских грамот, вестимо.

Афанасий сторожко прислушался, не ходит ли кто около шатра, потом перешел на жаркий шепот:

— Государь тайно послал в Путивль, где царевич обретается, трех монахов Чудова монастыря, что Отрепьева доподлинно знают…

— Ну и что?

— На днях монахи прислали письмо оттуда. Пишут, мол, показал им всепарадно царевич доподлинного Григория Отрепьева. Тот тайно сидел в Самборе, у Мнишека. А когда молва пошла, будто царевич и Гришка одно и то же лицо, царевич и велел доставить его в Путивль.

— Так ведь доподлинно известно, что царевич Угличский зарезался…

Афанасий покачал головой и снова шепнул, прямо в ухо:

— Сам Борис сомневается, понял? От страха совсем ума лишился. Мстиславскому в случае поимки царевича дочь Ксению в жены пообещал и еще додумался — самых своих лютых недругов, Шуйских да Голицыных, вместо того чтобы глаз с них не спускать, отослал из Москвы к войску. Ведь здесь, вдали от Сеньки Годунова, им легче договориться. И дворец свой без охраны оставил. Сначала телохранителей-немцев сюда прислал, а сейчас последних дворцовых слуг лишился: под Кромы послал отряд Федьки Шереметева из своих охотников, псарей, сенных, подключников, чарошников, сытников, трубников. Без самых верных ему людей остался.

— Под Кромы? — переспросил Пожарский. — Почему?

— Потому что Кромы — ключевой город. Его царевичу не миновать, коль на Москву пойдет. Мы привезли приказ Мстиславского — со всеми полками идти тоже туда, да бояре спорят. Видать, не хотят новой встречи с царевичем.

— Неужто измена? — жарко воскликнул Пожарский. Дьяк испуганно закрыл ему рот пухлой ладошкой и снова жарко зашептал в ухо:

— А если это законный наследник?

— Но Бориса всем Земским собором избирали…

— Собор — видимость одна. Все знают, что Бориса царем сделали патриарх Иов да сестрица его, жена покойного Федора. Боярская дума была вся против. Думаешь, бояре это забыли? Вот сейчас они и юлят, смотрят, на чью сторону переметнуться, а некоторые уже присягу царевичу дали. Он еще не на престоле, а уже чины придворные раздает. Кстати, и «дружок» твой, Бориска Лыков, уже у него при дворе.

— Как так? — изумился Дмитрий. — Он же был воеводой в Белгороде?

— Был, да сплыл, — рассмеялся Власьев. — Говорят, повязали его стрельцы дворовые да прямиком в Путивль и доставили. А может, и сам перебег.

— Иудина душа, — убежденно сказал Пожарский. — А мне бояре не захотели выдать его голову за матушку. Ох, встретиться бы мне с ним в открытом поле!