Брат Третьей степени - Уилл Л. Гарвер Страница 35

Поднялся ропот, и главарь шагнул ко мне:

— Ты отказываешься? Ты отрицаешь наши законы и приказы?

— Да, когда они противоречат законам Бога, вечным законам.

— Тогда ты сам умрешь, — прошипел он и уже поднял руку, чтобы ударить меня, но все вокруг подняли крик: «Стой! Он — трус! Похорони его заживо! Он хуже предателя, закопать его!» И дюжина сильных рук схватила меня.

— Истина превыше всего! — воскликнул я, когда меня связали по рукам и ногам.

Они встретили мои слова злобным шипением и, связанного так, что было невозможно даже пошевельнуться, бросили в открытый гроб. «Все кончено, — подумал я, — мне действительно довелось попасть в руки тех, кто служит тьме. Неужели мой поиск истины оказался всего лишь химерой воображения? Неужели моя буйная фантазия привела меня к полному краху? Что ж, да будет так. Если божественные силы не хотят защитить меня, зная чистоту моего сердца и цели, то, по крайней мере, я умру в поиске истины». Стоило этим мыслям пронестись в уме, как на меня сошел удивительный покой. В этот момент я рад был умереть, смерть даже казалась сладостной. Я совершенно спокойно наблюдал, как закрыли крышку гроба, в спешке разбив в ней стекло, как гроб подняли и опустили в могилу. «Такой конец ждет всех трусов», — донеслось до моего слуха, а затем на крышку посыпалась земля. Как ни странно, во мне не было ни страха, ни жалости к себе, ни протеста. «Все ради истины! Все ради истины!» — тихо повторял я.

Вдруг земля перестала сыпаться в могилу, и до меня донеслись возбужденные голоса. Прозвучала какая-то громкая команда, и ужасный шум наполнил комнату. Я почувствовал, что гроб поплыл вверх. Его подняли из могилы, крышку сняли, мои путы разрезали и мне помогли выйти. Оглядевшись, я не увидел вокруг ни одной фигуры в черном — все были одеты в индиго.

— Мы выкупили тебя, — сказал новый предводитель. — Один из наших членов согласился исполнить твою обязанность для черных, и теперь ты спасен.

— Я никого не просил делать что-либо за меня. Каждый сам должен выполнять свой долг, — возразил я. Он пристально посмотрел на меня и, повернувшись к своим людям, произнес:

— Похоже, это достойный кандидат. Если пройдет наши испытания, мы примем этого юношу. Отведите его к нам, определите номер и поставьте клеймо.

И снова на мою голову одели колпак, опять повели меня куда-то. И через несколько минут, когда колпак сняли, я обнаружил, что нахожусь в другой большой комнате с пылающей жаровней в одном конце ее. «Разденься», — велел один из сопровождающих, подводя меня к столу у стены. До сих пор я подчинялся — и все еще был жив, поэтому, решив подчиняться и дальше, использовать все шансы, разделся без единого слова протеста. «Позволь снять с тебя мерку», — сказал он, подводя меня к занятной схеме на стене. Схема была покрыта маленькими квадратами, образованными пересечением белых и черных линий на желтом фоне. Внутри квадратов были нарисованы буквы, символы, знаки и цифры разного цвета. Мне велели прислониться к схеме, и я стоял, соединив стопы, вытянув руки в стороны, пока человек в белой шапочке в форме куба отмечал мои данные на схеме.

— Какова его мерка? — спросил руководитель, когда я отступил в сторону.

— По черным линиям четыре длины, определяющие высоту, равны четырем, что соответствует ширине; таким образом, он являет собой совершенный квадрат. По белым линиям, семь из которых составляют высоту и равны тем, что составляют ширину, он представляет квадрат семи, или число 49.

— У тебя хорошая мерка, одевайся, — сказал руководитель. — Теперь нужно выжечь твой номер на руке. Достанет ли тебе силы воли, чтобы держать руку неподвижно, или тебя связать?

— Несите клеймо, — ответил я, полностью уверенный в силе своей воли. Клеймовщик тотчас подошел с раскаленным железом, и я положил руку на стол.

— Выжги цифру семь, — приказал руководитель, и раскаленное докрасна клеймо было приложено к моей руке. Острая боль пронзила меня, но, сжав руку в кулак, я не пошевелился. Однако, закончить они не успели, так как в комнате прогремел голос: «Стоять!» Человек с клеймом отпрянул, мой сопровождающий тоже.

— Кто смеет отдавать здесь приказания? — спросил руководитель.

— Государев посланник, — ответила фигура в белом облачении, подходя и вручая ему письмо.

— Кто донес ему до срока? — прозвучал следующий вопрос к вошедшему.

— Тайные каналы, что соединяют все мысли, — последовал ответ.

— Кандидат, — главный обернулся ко мне, — ты призван явиться пред государем. Его вестник проводит тебя, иди за ним.

По знаку посланника я поднялся и пошел следом. Мы направились прямо к глухой стене, но когда подошли, распахнулась потайная дверь, и мы проникли в небольшую, подобную прихожей, комнату.

— Сними черное и надень белое. Никто в черном не может пересечь реку и предстать перед государем, — сказал мой провожатый, открывая гардеробную, полную белоснежных шелковых одеяний, благоухающих приятными ароматами. «Ага! — подумал я. — Похоже, занимается день».

Белая одежда была мягкой, приятной на ощупь. Ощущение счастья охватило меня. Сердце мое будто вспыхнуло всепоглощающей любовью, и, несмотря на то, что я ничего не ел уже много часов, во мне пробудились новые силы. Воздушная легкость наполнила тело. Посмотрев на себя, я с радостью увидел, что весь стал перламутрово-белым. Мы вышли в пещеру, залитую ярким светом. Она была огромных размеров. Пол под ногами покрывал золотистый песок, густо усеянный ракушками, а впереди текла шумная река с кристально-чистой водой. Противоположный берег был скрыт от взора дымкой. Прислушавшись, я уловил рев водопада, доносящийся откуда-то снизу.

— Вот и река, — сказал вестник. — Этот поток ты должен пересечь в лодке без весел. Если сильна твоя вера в истину и справедливость, если ты не сомневаешься, что все чистое и доброе находится под защитой, то переплывешь ее, ничем не рискуя, ибо Белые Братья никогда не оставят тех, кто в сердечной чистоте полагается на добро, как на свою опору. Но если усомнишься, если твоя любовь к истине и чистоте недостаточно сильна, чтобы привлечь их мощь, тогда тебя отнесет к водопаду и ты низвергнешься в бездну, рев которой тебе слышен. Сильна ли твоя вера в справедливость, истину и правду? Крепка ли, чиста ли твоя любовь? Рискнешь ли ты предпринять переправу? — Когда он договорил, мы подошли к белой лодке, лежавшей на берегу, и я ответил:

— Да, я переплыву реку, я верю, что чистота движущих мною мотивов привлечет ко мне защиту Учителей. — Вера моя действительно была крепка, и великая любовь наполняла все существо. Мы спустили лодку на воду, и я вошел в нее.

— Благородный брат завтрашнего дня, — обратился ко мне мой спутник, — пусть силы твоего сердца и разума достигнут защитников добра. — С этими словами он сильно толкнул лодку, и она отплыла на стремнину, далеко от берега. Не успел глашатай исчезнуть из виду, как меня пронзила мысль: как же я переплыву столь быстрый поток, не имея весла? Но тут же возникла другая: Бог и Учителя защитят своего сына, если найдут его достойным. Последняя принесла мне спокойствие и бесстрашие. А лодка тем временем неслась, увлекаемая потоком. Я тихо лег на ее дно, наслаждаясь покоем, наполнившим меня. Все громче и громче был рев теснины, все быстрее и быстрее становилось течение, но, погрузившись в счастье внутреннего света, я ничего не замечал. Вот лодка устремилась вперед, будто живая, дрожа от быстрого движения, а я все предавался мечтаниям и не шевелился.