Мoя нечестивая жизнь - Кейт Мэннинг Страница 35

Весь день я ждала, что мой организм выкинет красный флаг победы. Но ничего. Только живот разболелся, тошнило да страшно кружилась голова. Я бы с радостью встретила все это, если бы в компании с ними явилось еще одно недомогание – желанное. Словом, страдала я зазря. Еще усерднее копаясь в книгах, я добралась до «Женских болезней» Ганнинга и нашла главу «Подавление менструаций».

Холод, по-видимому, является одной из самых распространенных причин такого подавления. Юные девушки подвергают здоровье серьезному риску, когда погружают ноги в холодную воду во время менструации, и не одно прелестное создание, чье начало жизни было безмятежным и прекрасным, нашло раннюю смерть из-за столь бездумного поступка.

Прогноз: длительное подавление может привести к серьезным, если не фатальным последствиям, особенно у лиц полнокровного габитуса ^[46].

К фатальным последствиям… Разумеется, у меня габитус полнокровный. Что ж, пойду по стопам мамы, в раннюю могилу. Но теперь, перечитав текст еще раз, я увидела, что доктор Ганнинг ни словом не упоминает про рыбный аспект. Если бы женский цикл подавлялся, стоит женщине подойти к холодной воде, то торговки рыбой штурмовали бы врачебные кабинеты. К тому же мои босые ноги не приближались к холодной воде уже пару недель, а месячные тем не менее подавлены, и еще как. И все-таки на тот случай, если Ганнинг прав, я переписала его рекомендации, хоть и в некотором недоумении.

Для облегчения симптомов подавления диета должна быть строго овощной, а пациентка должна принимать горячие ножные ванны с кайенским перцем и горчицей. Если облегчения не наступает, следует пустить кровь из руки.

Ножная ванна. Но разве доктор не написал, что погружение ног в воду является одной из ПРИЧИН недуга? Смысла в его писанине не больше, чем в селедке. Но чего не сделаешь ради «возобновления менструальных выделений», и поздним вечером, после ужина из капусты и сельдерея, я взяла тазик, налила горячей воды, бухнула кайенского перца и горчицы и, в соответствии с рекомендациями доктора, погрузила ноги в жгучую микстуру. Никакого результата, только пахнуть я стала точно ветчина.

– Энни, – вскричала миссис Броудер, – что ты сделала, милая?

– Порезалась, когда чистила картошку.

– Не лги, не лги миссис Броудер! – Она схватила меня за локоть, как в тиски зажала. – То, что ты натворила, это ужасный грех! Даже мечтать не моги, чтобы причинить себе какой вред.

– Я и не мечтаю.

– У тебя были черные мысли. Отчаяние.

– Не было у меня ничего такого.

Она с силой стиснула мою руку своими мясистыми ладонями, перевязала порез и все смотрела на меня полными тревоги глазами.

Я поежилась.

– У меня все хорошо.

– Ты ведь не… Нет?

– Нет! Вы же не думаете, что…

– Я тебе не скажу, что думаю. Но причин увечиться у тебя нет никаких.

– Не увечилась я.

– Ты не первая. Не скрывай, что день-деньской думаешь о том наборщике.

– О брате с сестрой я думаю. Я их три года не видела. Странное дело, миссис Броудер улыбнулась, лицо пошло морщинками.

– И все? – Она порылась в карманах. – Вот. Никогда не догадаешься, что у меня есть для тебя.

– Хрустальная люстра?

– Нет.

Она церемонно вручила мне конверт. В графе «обратный адрес» большими буквами было написано: ЭМБРОЗ, Рокфорд, Иллинойс.

– Твоя сестра! – триумфально возвестила миссис Броудер.

Письмо прыгало в моих дрожащих руках, когда я разбирала каракули сестры.

Дорогая Экси!

Я рада, что получила твои письма (их так много!). Мне ужасно жалко твою маму. Мама говорит, что она сейчас на небе и все мы должны стараться быть благодарными, что она наконец обрела покой. Я хожу в школу в шестой класс. Мы учим псалмы. Я переписала один для тебя, номер 105. Говорят, у Джо все хорошо, но я его уже давно не видела. Говорят, они уехали в Филадельфию. Спасибо за то, что написала мне.

Лиллиан Эмброз (Датч)

Лицо миссис Броудер выражало крайнее нетерпение.

– Ну?

Я дочитала письмо до конца, подошла к плите, будто ее тепло могло помочь восстановить черты настоящей Датч, которые в письме не проявились никак. Она пишет «твою маму», будто она не ее мама тоже, себя называет Лиллиан Эмброз, ни намека на фамилию Малдун, не называет меня «сестра», да и себя тоже, ни слова о любви. За три года переписала для меня какой-то один паршивый псалом, и ничего о том, вспоминала она меня хоть раз или нет?

– Джо перебрался в Филадельфию, – сказала я миссис Броудер.

– Город братской любви ^[47], – услужливо подсказала та.

– Сестра не написала мне его адрес. – Я протянула миссис Броудер письмо, чтобы прочла сама.

– Это добрые вести, – сказала она, прочитав. – Она жива и благоденствует, и твой братец тоже. Напиши ей снова.

Так что, когда я немного пришла в себя, я села за стол и написала:

Возлюбленная моя СЕСТРА Датч МАЛДУН,

Почему ты прислала мне не новости, а один псалом? Пожалуйста, напиши еще, особенно про Джо. Это был мамин предсмертный наказ мне: разыскать вас и жить всем вместе одной семьей.

Не забывай песенок, которые пела наша мама, «Фляжка виски» и других. Не забывай, что ты из рода Малдун и моя сестра. Не забудь ответить. А особенно не забывай меня.

С ЛЮБОВЬЮ, твоя СЕСТРА Экси (Энн) Малдун

– Успокойся, – сказала миссис Броудер. – Завтра утром отправишь. Ну как, полегче стало?

Легче не стало. Стало тяжелее. Порезанная рука ныла и стреляла, будто сердце перебралось поближе к ране, вот-вот рыбкой выпрыгнет из нее и, задыхаясь, упадет на землю. Письмо, мое подавленное состояние и ярость по отношению к Чарли Джонсу – все это изводило меня. И ни одно из известных мне лекарств не помогало.