Доисторическая история - Светлана Найцева Страница 34

В детстве мать рассказывала ей один невероятный случай. До сих пор Нгао не верила, что такое возможно, но сейчас у нее не было выбора. Сын Сиума мог умереть от такого лечения. Но он тем более умрет, если ничего не делать. Надо попробовать сделать так, как когда-то рассказывала Ула. Вот только выдержит ли это Нуо?

– Что с Нуо? – спросила вошедшая Оуи. – Оуи может помочь Нгао?

– Нужен сладкий дым, которым дышала Нгао в обряде очищения, – решилась она. – Нуо должен дышать дымом.

– Сладкий дым зажигается в обрядах для связи с духами, – растерялась Оуи. – Сладкий дым не зажигают просто так.

– Только духи могут помочь Нуо, – вздохнула Нгао. – Сын Сиума умирает. Нгао не может перевязать рану. Пусть Оуи просит духов о помощи, а Нгао будет лечить рану.

– Что Нгао хочет сделать? Зачем нужны духи сладкого дыма?

– Края раны расходятся, и Нгао не может наложить повязку. Нгао проколет края иглой и соединит жилами, тогда рана заживет. Нуо может умереть от боли. В обряде очищения Оуи просила духов сладкого дыма укрыть Нгао. Дочери Тхена не было больно. Пусть Оуи попросит духов сладкого дыма укрыть сына Сиума, пока Нгао будет лечить рану. Пусть Оуи просит духов помочь Нуо! Пусть духи не забирают сына Сиума!

– Хорошо, Оуи позовет духов. Нгао хорошо придумала.

Она вышла из хижины. Нгао обернулась к сидевшей у костра Эяо. Та с надеждой слушала этот разговор.

– Эяо помнит, как Нгао жгла пахучие ветки, когда лечила Лона?

– Да, – вскочив на ноги, обрадовалась Эяо. – Эяо скажет сыну Нома. Эяо и Олан принесут много пахучих веток.

Она выбежала из хижины счастливая от того, что может хоть чем-то помочь брату.

Оставшись одна, Нгао достала костяную иглу и жилы, которыми недавно прошивала шкуры. Вернувшись к постели, она выбрала из мешочка самые сочные стебли и листья и, тщательно размяв, смочила иглу и жилы соком.

Вскоре вернулась Оуи. Она высыпала в костер порцию порошка и вывела Нгао из хижины. Несколько минут они стояли на улице, ожидая, пока Нуо уснет. Наконец Оуи позволила Нгао войти и зашла сама. Читая нараспев, она остановилась посреди хижины.

Сдерживая дыхание, Нгао склонилась к мужу. Она взяла одну из приготовленных жил и вдела в иглу. Нгао проколола один край раны у самого бока, затем другой, продернула через проколы жилу и завязала концы. Через небольшое расстояние она продела второй отрезок жилы, а за ним еще и еще. Так она прошила всю рану, соединив ее края.

Наложив повязку, Нгао теплее укрыла мужа и оглянулась. Оуи жестом показала, что она должна выйти.

Нгао прихватила мешочки с травами и вышла наружу. Ее уже саму мутило от дыма, хоть она и старалась не дышать. У входа лежала большая охапка веток душистого дерева. Олан и Эяо сидели возле своей хижины. Увидев вышедшую Нгао, они подошли.

– Что с Нуо? – с надеждой спросил сын Нома.

– Сын Сиума еще жив, – тихо ответила Нгао, разводя костер у входа. – Нгао сшила и перевязала рану на животе. Оуи просит духов не забирать Нуо. Нгао нужна вода.

Олан принес ведро воды. Нгао высыпала в него горсть травы и поставила ведро возле огня, чтоб вода согрелась. Они сидели молча, не зная, о чем говорить.

Наконец Оуи вышла из хижины. Все с надеждой посмотрели на нее.

– Сын Сиума жив, – сообщила она. – У Нуо согрелись руки и ноги.

– Нуо потерял много крови, – вздохнула Нгао.

– Дочь Тхена может войти, когда дым рассеется, – кивнула Оуи и ушла.

Нгао дождалась, пока вода в ведре станет горячей, и занесла его в хижину. Олан шагнул следом, занося пахучие ветки. Эяо тоже вошла с ними. Нгао села у постели мужа. Нуо спал глубоким сном, похожим на смерть. Он был очень бледен. Светлая кожа стала совсем белой. Дыхание было слабым, и сердце еле билось.

Нгао зачерпнула сосудом настой из ведра. Нуо потерял много крови, теперь ему надо побольше пить. Она бережно приподняла голову мужа и стала осторожно вливать настой ему в рот.

Олан разжег потухающий огонь в очаге. Эяо принесла из своей хижины продукты и стала готовить еду.

– Надо зажечь огонь возле постели, – сказала Нгао. – Нуо будет замерзать в лихорадке.

Олан выкопал в полу в ногах постели широкую неглубокую ямку, обложил ее занесенными с улицы камнями и разжег в этом очаге второй костер. Нгао растерла горячим настоем руки и ноги Нуо и снова тепло укутала его.

Только теперь ее глаза наполнились слезами. Закусив губу, Нгао опустила голову. Слезы потекли по ее щекам.

– Не надо Нгао плакать, – сказал Олан, присев рядом с ней. – Дочь Тхена вылечит Нуо.

– Пусть Нгао поест, – добавила подсевшая к ним Эяо, протягивая ей кусок мяса и лепешку.

– Нгао не голодна, – покачала та головой.

– Нгао ела только днем, – возразил Олан. – Дочь Тхена ослабнет от голода и не сможет лечить Нуо.

Нгао съела половину лепешки и немного мяса. Поев, она снова склонилась над мужем, давая ему новую порцию настоя. Затем она бросила по душистой ветке в каждый костер.

– Пусть Олан и Эяо отдыхают, – взглянула она на друзей. – Эяо нельзя уставать. Эяо носит ребенка.

– Олан и Эяо придут утром, – согласился сын Нома.

Всю ночь Нгао меняла повязки на ранах мужа, поила его и натирала настоем трав. Она снова и снова заваривала травы, поддерживала огонь в кострах и жгла душистые ветки.

Под утро у Нуо начался жар. Он бредил. Лицо и тело Нуо горели огнем, а ладони и ступни снова стали холодными. Нгао поменяла повязки на ранах и напоила мужа настоем. Она подогрела настой у огня, обильно растерла им Нуо и укрыла второй шкурой.

Сын Сиума метался в бреду. Его морозило даже в душной хижине под двумя шкурами. Нгао подбросила в костры еще дров и добавила по две душистые ветки в каждый, но Нуо все равно замерзал. Его руки и ноги стали ледяными. Тогда она скользнула в постель и обняла мужа, согревая его своим телом.

Постепенно Нуо перестал метаться. Пот крупными каплями стекал по его лицу. Нгао немного задремала, но почти тут же проснулась. Пора было менять повязки. Трава на ранах высыхала очень быстро буквально на глазах.

Нгао встала и добавила в костры еще пахучих веток. Откинув шкуры, она сняла повязки и промыла начавшие воспаляться раны. Кожа вокруг покраснела и горела огнем.

Нгао осторожно подвигала жилы, стягивавшие рану на животе, чтоб они не врастали в тело. Размяв траву, она обложила раны, смочила все настоем трав и перевязала. Убрав мокрые от пота шкуры, Нгао тщательно растерла раненого и укрыла сухими шкурами. Зачерпнув сосудом настой, она приподняла Нуо голову и стала вливать жидкость ему в рот. В хижину вошли Олан и Эяо.

– Уже утро? – удивилась Нгао.

– Утро, – кивнул сын Нома. – Пусть Нгао отдохнет. Олан и Эяо посмотрят за Нуо.