Гектор Сервадак - Жюль Верн Страница 33

Таким образом, «Добрыне» пришлось подняться на север, чтобы обогнуть этот клин. Огибая его, наши исследователи стали очевидцами извержения вулкана, впервые установив, что на поверхности Галлии существуют вулканы.

Клинообразный мыс венчала огнедышащая гора высотой в три тысячи футов. Это был действующий вулкан, так как кратер его курился.

— Значит, у Галлии есть очаг подземного огня! — воскликнул Сервадак, когда вахтенный матрос возвестил о замеченном вулкане.

— А почему это вас удивляет, капитан? — ответил граф. — Ведь Галлия оторвалась от земного шара, и если вместе с ней отделилась часть земной атмосферы, морей и материков, то разве она не могла унести с собой и часть раскаленного ядра Земли?

— Весьма небольшую часть! — ответил капитан Сервадак. — Но для нынешнего населения Галлии ее, пожалуй, хватит!

— Кстати, капитан, — сказал граф, — наше кругосветное плавание снова приведет нас к Гибралтару; как вы полагаете, не нужно ли сообщить англичанам о новом положении вещей и обо всех последствиях, из него вытекающих?

— К чему? — ответил Сервадак. — Англичане знают, где находится Гурби, и, если им вздумается, они сами могут туда явиться. Нет оснований считать их обездоленными людьми, которым нужна помощь. Напротив! Они всем обеспечены и надолго. От них до нашего острова сто двадцать лье самое большее, и, коль скоро море замерзнет, они могут к нам присоединиться, когда пожелают. По чести говоря, мы не можем похвалиться оказанным нам приемом, зато когда они пожалуют к нам, вот тогда мы и отомстим…

— Тем, что примем их гораздо радушнее, не правда ли? — спросил граф.

— Совершенно верно, граф, — ответил Сервадак, — ибо поистине нет здесь ни французов, ни англичан, ни русских…

— Ох, — сказал граф, покачав головой, — англичанин всегда и везде остается англичанином!

— Ну что ж, — возразил Гектор Сервадак, — это их недостаток, но и достоинство!

На том и порешили: не делать никаких шагов к сближению с маленьким гибралтарским гарнизоном. Впрочем, другое решение нельзя было бы осуществить: шкуна могла приблизиться к английскому острову только с большим риском для себя.

Дело в том, что температура неуклонно падала. Лейтенант Прокофьев не без тревоги заметил, что море вокруг шкуны с минуты на минуту может замерзнуть. Кроме того, из-за усиленного расходования угля бункеры мало-помалу пустели, и надо было беречь топливо. Лейтенант высказал эти соображения, бесспорно весьма веские, и, обсудив их, путешественники решили прервать кругосветное плавание на широте мыса, где находился вулкан. По другую сторону мыса берег спускался к югу, уходя далеко в необозримые просторы моря. Вести «Добрыню» через замерзающий океан, когда его запасы угля иссякли, было бы неосторожно и привело бы к самым плачевным последствиям. Кроме того, по всей вероятности, в этой части Галлии, ранее занимаемой африканской пустыней, окажется та же почва, что и на всем побережье, почва, не поддающаяся никакой обработке, лишенная воды и совершенно бесплодная. Поэтому было целесообразнее отложить экспедицию до лучших времен.

Итак, в этот день, 5 марта, путешественники решили не поворачивать на север и вернуться на остров Гурби, до которого оставалось не больше двадцати лье.

— Бедняга Бен-Зуф! — сказал Сервадак, который часто вспоминал о своем денщике во время пятинедельного плавания. — Только бы с ним не стряслось чего-нибудь худого!

Рейс между мысом вулканического происхождения и Гурби ознаменовался только одним происшествием. Шкуна выудила из моря второе послание таинственного ученого; по-видимому, он сумел рассчитать все отрезки пути Галлии, наблюдая день за днем ее движение.

На рассвете был замечен предмет, плававший на поверхности воды. Его выловили. На этот раз традиционную бутылку заменил маленький, герметически закрытый бочонок из-под консервов; но и на этот раз находка «Добрыни» была запечатана воском с оттиснутыми на нем инициалами, уже знакомыми по выловленному раньше футляру от подзорной трубы.

— От того же к тем же! — сказал капитан Сервадак.

Бочонок осторожно вскрыли и нашли документ следующего содержания:

«Галлия (?) Ab sole 1 марта, расст.: 78 000 000 л.!

Путь, пройденный с февр. по март: 59 000 000 л.!

Va bene! All right! Nil desperandum! [10]Весьма рад!»

— И ни адреса, ни подписи! — воскликнул Сервадак. — Ну как не поверить, что это просто мистификация!

— Тогда это мистификация, размноженная в большом количестве экземпляров, — ответил граф Тимашев, — потому что, если нам дважды попался такой странный документ, значит его составитель все море забросал бочонками из-под консервов и футлярами!

— Но что за сумасброд этот ученый, он даже не потрудился указать свой адрес!

— Адрес? Ищите его в колодце звездочета! — ответил граф, намекая на известную басню Лафонтена.

— Вполне возможно, но где колодец?

Вопрос капитана Сервадака остался без ответа. Может быть, составитель документа жил на каком-нибудь уцелевшем островке, который пока еще не попадался «Добрыне»? А может быть, на борту другого корабля, тоже совершавшего плавание по новому Средиземному морю? Но кто мог это знать!

— Во всяком случае, — заметил Прокофьев, — если документ составлен не ради шутки, а это доказывают приводимые в нем цифры, то он позволяет сделать два важных вывода. Во-первых, скорость Галлии уменьшилась на двадцать три миллиона лье, так как путь, пройденный ею с января по февраль, равнялся восьмидесяти двум миллионам лье, а в феврале — марте она прошла только пятьдесят девять миллионов лье. Во-вторых, расстояние Галлии от Солнца, к пятнадцатому февраля исчислявшееся только в пятьдесят девять миллионов лье, к первому марта достигло семидесяти восьми миллионов лье, то есть возросло на девятнадцать миллионов лье. Стало быть, по мере того как Галлия удаляется от Солнца, скорость ее движения по орбите уменьшается, что в точности соответствует законам небесной механики.

— Что же отсюда следует? — спросил граф Тимашев.

— Что мы, как я уже говорил, движемся по эллиптической орбите; однако мы не в состоянии определить ее эксцентриситет.

— Замечу, между прочим, — сказал граф, — что автор записки все время употребляет название «Галлия». Предлагаю присвоить его нашей новой планете, а море назвать «Галлийским морем».

— Хорошо, — ответил лейтенант Прокофьев, — под этим названием я и нанесу его на новую карту.

— А я, — добавил капитан Сервадак, — скажу вот что: право же, наш ученый молодчина, — он решительно от всего в восторге! Это мне нравится, и отныне, что бы ни случилось, я буду повторять его слова всегда и везде: «Nil desperandum!»

Через несколько часов вахтенный матрос оповестил наконец, что на горизонте виден остров Гурби.