Религия - Тим Уиллокс Страница 33

На первый взгляд колесики казались темными, но в солнечном свете или в свете свечи оказывалось, что они разноцветные, и, если раскрутить их пальцем, разные цвета, вращаясь, создавали удивительные комбинации, ошеломительные для глаза. Небольшой поворот любого из колесиков менял окончательный цвет. Тангейзер считал, что с изменением скорости их вращения, а также скорости их вращения относительно друг друга само время расчленяется на бесконечно малые частицы. Более того, общий характер видения зависел от источника освещения: чем ближе к пламени свечи, тем ослепительнее краски. Дым от свечи, яркость солнечного света, плотность воздуха в данный момент — все эти составляющие, меняясь сами, меняли картину изменяющегося мира. И когда колеса останавливались и рукой случая слагалось определенное сочетание цветов, на миг возникал кусочек, вырванный из полотна вечности. Короче говоря, внутри этого «магического кристалла» была заключена модель космоса, уменьшенная копия могучего потока, самой судьбы.

Иногда Ампаро не видела ничего, кроме прекрасных красок, иногда же удивительно ясные образы заполняли ее разум. Иногда она слышала голоса ангелов. Никому не дано знать будущее, Ампаро и не претендовала на это. Среди бесконечного ряда вещей однажды могут промелькнуть и те вещи, которые непременно произойдут. Лишь вероятность она высматривала в этом водовороте. То, что лежало, дожидаясь, в плавильном тигле того, чего еще не было. Именно это, как ему казалось, Ампаро, пусть и инстинктивно, улавливала.

Пока он доехал до северных ворот, спустилась ночь. Ему навстречу, громыхая по дороге, катилась в последнем свете сумерек двухколесная повозка. Возница был в шлеме и нагруднике, под его сиденьем поблескивало дуло мушкета. Когда экипаж проезжал мимо Тангейзера, молодой человек с крысиной физиономией поглядел на него из-под шляпы священника. Тангейзер тут же выбросил его из головы. Он миновал стражника в воротах, проехал через весь город. Последняя суматоха, обозначающая завершение дня, уже улеглась, улицы быстро опустели. Он ехал вдоль берега к «Оракулу».

Этим вечером он как следует напьется и утолит свою похоть с Даной. Наверное, подумал он, подобное поведение не слишком галантно, ведь это Ампаро и леди Карла воспламеняют его воображение. Но такова жизнь. Ему было интересно, как каждая из них будет вести себя на пике любви. Неистовство, с каким Карла терзала свою виолу, до сих пор не отпускало его. Кроме того, она явно обладала светлым разумом и таким эротизмом, какого он до сих пор не встречал. Он представил, как освобождает ее от алого шелкового платья, хотя и сомневался, что она согласится на такого, как он. Ее единственный романтический опыт закончился наказанием и позором, изгнанием и лишением всего, что она любила. Титул обрекал ее на неволю. Но все равно ему пришлось поерзать в седле, чтобы освободить место для члена.

На воде было темно, если не считать желтых лужиц света от корабельных фонарей. Только что взошедшая над морем луна еще вчера была полной. В сотне ярдов стоял «Оракул», а у его дверей собралась толпа любопытных. Тангейзер остановился. Позади толпы он заметил поблескивающую в свете факелов пару стальных шлемов. Шлемы принадлежали вооруженным людям. Городским стражникам. Толпы обычно собирались поглазеть на несчастье. В таверне убийство? Хотя до сих пор ничего такого не случалось, спасибо Борсу, но это было вполне возможно.

Затем Тангейзер услышал крик боли.

Он был заглушён стенами и расстоянием, но различался достаточно явственно. Страх сжал его внутренности. На верхнем рубеже боли, о каком объявлял заглушённый крик, голоса большинства людей звучат одинаково.

Но Тангейзер знал, что это кричит Сабато Сви.

Он спешился и повел Бурака в проход между свечной фабрикой и канатным двором. За рядом построек, выходящих на доки, тянулся лабиринт лавок, телег, складов и конюшен — все это в полном беспорядке располагалось в кривых переулках, немного шире разворота его плеч. Он пробирался в темноте, прорезанной полосами лунного света. Бурак тихо ступал вслед за ним. Когда Тангейзер подошел к задней стене своего склада, он услышал еще один крик, на этот раз более пронзительный: в нем звучали ужас и отчаяние.

Сабато Сви пытали.

Бурак понимал, что хозяин расстроен, и сочувственно раздувал ноздри. Тангейзер кашлянул, проталкивая застрявший в горле комок. Он привязал Бурака к железному крюку в стене и ободряюще похлопал его. Раскатал голенища высоких кожаных сапог, чтобы защитить бедра и пах, и достал меч. Он сделал шаг к складу, крыша которого вырисовывалась черным прямоугольником на фоне звездного неба. Тангейзер застыл, подчиняясь одному лишь природному инстинкту. До него не донеслось ни звука. Но сквозь вонь переулка пробивался запах пота и кожи, которые принадлежали не ему. Вздохнула лошадь. Он закрылся ладонью от звездного света и уставился в темноту. Контур огромного человека виднелся там, на более светлом фоне стены. Тангейзер сделал еще шаг вперед. Запах был явственный. Он окликнул шепотом:

— Борс!

Контур шагнул в сторону, по-крабьи, бочком, и кинулся к нему. В двух шагах от Тангейзера возник арбалет, нацеленный ему в грудь. Тангейзер застыл, готовый ударить, если только его догадка окажется неверной. Появилось лицо Борса. Он прижал арбалет к бедру, направив стрелу в небо. Лицо его в сером свете было мрачно. Он понизил голос, но не смог унять прорывающуюся в нем дрожь.

— Городская стража. Двое снаружи, четверо внутри. В кирасах и шлемах. Две аркебузы и пистолет в помещении.

— Мы их знаем?

Борс покачал головой.

— Они не из нашей части города. Их привел тощий инквизитор с «Куронна».

Тангейзеру показалось, что до него донеслось позвякивание колес, заставляющих Вселенную вращаться. Это один из тех моментов, когда человек видит: вся конструкция его честолюбивых замыслов обнажилась и оказывается, что это бордель, выстроенный на песке; один из моментов, когда стрелка компаса ломается, все часы внезапно застывают и два будущих — воображаемое и то, что сейчас разверзлось под ногами, — раз и навсегда расходятся в разные стороны.

— Чего им нужно? — спросил Тангейзер.

— Я вылез из погреба уже под конец. Они искали тебя.

— А Сабато?

— Он начал спорить с ними, отпустил на их счет какую-то шуточку, и они сбили его с ног. Юный Гаспаро воспринял это близко к сердцу. — Рот Борса дернулся. — Они застрелили его на месте.

Тангейзер ощутил, как что-то впивается ему в щеку изнутри. Это оказались его собственные зубы.

— Я стоял, опустив голову, — сказал Борс. — Когда полиция начала выгонять всех из таверны, я смешался с толпой. Никто меня не выдал.

— А Дана? Девочки?

— Я оставил их в полной безопасности у Вито Куорво, а потом вернулся.

Еще один пронзительный крик донесся до них. Борс поморщился.

— Где теперь эти сволочи? — спросил Тангейзер.

— Они обыскали здание, а потом собрались в таверне. Сзади вход свободный.

— Инквизитор один из четырех?