Алхимик. По следам Джордано Бруно - Хорхе Анхель Ливрага Страница 32

Многие существа в Природе, проникая в новую среду обитания, вынуждены реагировать на нее и постепенно приспосабливаться; так и два странствующих философа постепенно входили в зону европейского влияния, охваченную потрясениями и беспорядками. Это были Джордано, обладавший неодолимой силой познавшего себя, и Пабло Симон, ведомый своим замыслом, жаждой служения и освобождения.

Вот уже семь месяцев прошло с тех пор, как купола священного города из пустыни Гоби сгладились под растущим грузом расстояния за их плечами… Пабло Симон вспоминал долгое путешествие по Нилу, когда их лодку день за днем несло течение реки, стремившейся раствориться в море. Ученик не имел никакого представления о том, зачем они оказались в Египте. Они скрытно прошли сотню километров вверх по течению, но единственное, что он знал, — что теперь где-то в дельте их ждала встреча со старым соратником Джордано.

Лодка, допотопная конструкция из толстых досок, шла тяжело, чуть ли не дрейфуя. Человек шесть местных жителей направляли ее ход длинными жердями, заодно раздвигая ими заросли водных растений. Вода все прибывала, а в последние дни она стала розоватой, поскольку несла ил — особенность Нила, благодаря которой пустынные земли превращались в одно из самых плодородных мест в мире.

Пенистые волны, набегавшие время от времени, постепенно расширяли русло и скрывали руины — следы уже забытых человеческих рас, наций, которые уступили переменчивую сцену истории другим. Лодочники пели странную песню; они рассказывали, что ей научил их ветер, дувший сквозь трещины Сфинкса.

Пабло Симон был в нетерпении, он чувствовал, что предстоящая встреча с членом одного из тайных братств, первая после его возвращения на Запад, была чрезвычайно важна и могла принять непредвиденный оборот. Чтобы успокоить мысли, он стал ходить по палубе. Джордано, погруженный в глубины своего внутреннего мира, неподвижно сидел на носу лодки, склонившись над водой. Выступавший в роли хозяина судна сириец с высохшим и почерневшим от солнца лицом задавал тон песнопениям необычного хора; из-за широкого пояса его туники виднелась обложка какой-то книги.

Эта деталь крайне заинтересовала Пабло Симона, ведь сириец едва умел читать, тем более на европейских языках. Должно быть, он ее украл. Пабло Симон подумал, что тут может скрываться что-то любопытное, и спросил хозяина, обратившись к нему на трудном языке его страны.

— Книга была у колдуна в черной тунике… у неверного, который сопровождал армию, сравнявшую с землей наш порт; они убили детей и обошлись с нашими женщинами как с игрушками, которые потом выбросили в море… Колдун сжег наших магов и астрологов. Потом он взял мою лодку — а она была тогда великолепным парусником, — чтобы вернуться на Сицилию; по пути они все напились и поубивали друг друга…

— Кто убил колдуна? Скажи правду!

— Мои люди бросили его за борт…

— Ты мусульманин, не так ли?

— Да.

— Разве основатель твоей религии не учил, что нужно любить всех людей, даже если они не мусульмане?

— Да… Но разве Пророк христиан не учил их кротости и смирению, не учил, что убивать грешно? Почему тогда его приверженцы занимают наши земли, перекрывают нашу торговлю и жгут все, что им вздумается? Почему они пытаются все решать силой оружия?

Пабло Симон молча смотрел на этого не слишком образованного человека, некогда имевшего хороший достаток, который оказался за тысячу километров от родины и которому пришлось стать безвестным хозяином лодки с командой туземцев. Что можно было ответить на столь живое свидетельство того, как действует так называемая европейская цивилизация? Стоявший за его спиной Джордано ответил за него:

— Я слышал твои слова, добрый Абдул; теперь выслушай меня. Если один или двое из твоих людей сойдут с ума и попытаются швырнуть лодку на западный берег, ты тоже сойдешь с ума и решишь разбить ее о восточный? Или же, будучи в здравом уме, свяжешь безумцев и будешь держать курс посередине русла?

— Я сделаю второе, но…

— Послушай меня! Человечество — тоже лодка в реке жизни; если приверженцы одной религии в своем безумии пытаются разрушить лодку и убить большую часть пассажиров, зачем другим религиям подражать им? Разве это не один из видов раболепия, покорности? Если вас захватывают, защищайтесь, но без ненависти… Зерна ненависти вырастают в катастрофы, Абдул. Действие всегда рождает ответное действие. Не применяйте насилие, и рано или поздно перестанут применять насилие против вас… Не забудь то, что я тебе сказал, и не пропускай эти слова мимо ушей; быть может, и твоя жизнь, и жизнь твоей расы зависят от того, будут ли выполняться эти правила.

— В твоих словах, о мудрый, звучат черные, словно грозовые тучи, прорицания, но, возможно, они более применимы к христианам.

— Они тоже получат по заслугам и пожнут столько боли, сколько посеяли. Закон Бога справедлив, у него нет «избранных народов»; даже Солнце несправедливо по сравнению с ним…

Хозяин в сомнениях вернулся к руководству разладившимся хором, а Джордано, опершись о нос судна, продолжил исследовать воду.

— Куда мы направляемся, Джордано? Все спасаются от большого прилива, а островки превращаются в скрытые ловушки… Смотри, как крокодилы ищут себе добычу среди несчастных животных, окруженных водой!

— Через пару часов мы будем на месте…

— Вся дельта как на ладони… Где нас ждут?

Обратившись к Абдулу, Джордано спросил:

— Мы можем прибыть в храм Исиды прежде, чем его накроет большая волна?

— Да, конечно… Мы идем туда?

— Вот этот кошелек с золотом твой, если стены храма я увижу до того, как зажгутся звезды.

Абдул проводил кошель жадным взглядом: щедрая плата втрое превосходила оговоренную стоимость путешествия.

С огромным интересом Пабло Симон разглядывал храмы и пирамиды на обоих берегах и таинственные восточные горы. Солнце быстро садилось, усиливая кровавый оттенок воды. Запыхавшиеся гребцы, не жалея сил, с трудом вели лодку по болотистым протокам, наполовину запруженным водными растениями, бревнами и трупами животных — жертв наводнения.