Время бесов - Сергей Шхиян Страница 32

То, из чего стреляют, по звуку может легко определить любой воевавший солдат. Думаю, и наш противник знал, из чего состоит наш арсенал. Как и то, сколько патронов в барабане нагана и обойме маузера. Хотя с маузером это сделать было сложнее, у этих пистолетов магазины бывали на шесть, десять и двадцать патронов. Возможно, только это пока его и сдерживало.

Когда опять показалось дуло винтовки и голова стрелка, я решил рискнуть и пожертвовать своим последним наганным патроном. Поэтому, стараясь не думать о противнике, снова устроился как в тире и, внеся поправку, стал целиться чуть правее его выглядывающей из-за бугорка головы. Теперь у меня была почти полная уверенность, что не промажу. Выстрел у меня почти получился. Только не совсем с тем результатом, на который рассчитывал. Вместо того, чтобы, получив пулю в лоб, застыть на месте, противник внезапно вскочил на ноги и схватился за голову руками. Мало того, он разразился такими ругательствами, что даже привычная к лексике революционных масс Ордынцева непременно должна была покраснеть.

Мне не сразу удалось понять, что, собственно происходит. Только потом догадался, что отстрелил бедолаге ухо. Правда и то, что этот бедолага был очень здоровый. Таких звероподобных гигантов надо был поискать. Под два метра роста, широкоплечий с распахнутым на голой волосатой груди полушубком, он был похож на вставшего на задние лапы медведя. К этому же он громко орал, осыпая меня проклятиями и угрозами. Если перевести все нехорошие слова, сказанные в мой адрес на удобочитаемый язык, то общий смысл высказываний раненого товарища можно передать следующим образом:

— Да ты знаешь, такой, растакой и разэтакий, что я с тобой сейчас сделаю? — спрашивал гигант и сам же отвечал, перечисляя все неприятности и увечья, которые мне придется перенести. Поставив в известность о своих ближайших намерениях, он перешел к частностям, уточняя, в какие отношения он вступит со всеми частями моего тела.

Мне уже неоднократно случалось попадать в ситуации, когда подобные угрозы звучали в мой адрес, но теперь они были подкреплены реальной винтовкой с примкнутым трехгранным штыком. Мужика так возмутил факт отстреленного уха, что он рванул на груди последнюю рубаху и бросился со штыком наперевес в лобовую атаку.

Пришлось позорно бежать. Почему гигант не стрелял, а, матерясь, гонялся за мной по лесу, до сих пор остается загадкой. Возможно, тому виной была загадочная даже для меня славянская душа. Я, кстати, был не против поиграть в догонялки. Тем более, что бегал значительно быстрее озверевшего и слегка контуженного выстрелом противника

Конечно, если бы я знал, что перед тем, как лишиться уха, он перезарядил винтовку и в магазине у него есть пять патронов, мне бы не было так весело. Однако, это выяснилось позднее, пока же я крутился на месте, не давая себя пришпилить, как бабочку в коллекцию, страшным русским штыком. Постепенно противник начал выбиваться из сил. Когда он окончательно сбился с дыхания и остановился, со свистом глотая воздух, я сам подошел к нему, узнать, что, собственно происходит.

У гиганта оказалось широкое, бородатое лицо, в тот драматический момент перемазанное кровью, вылезшие от напряжения из орбит глаза и очень впечатляющая мышечная масса. Я остановился шагах в шести от него и наблюдал, как он убивает меня словом и взглядом. Моя невозмутимость немного мужика отрезвила, и он перешел почти на нормальный человеческий язык:

— Да я тебя, вошь тифозная, на куски порву! — сообщил бородач, почти перестав пользоваться неформальной лексикой.

— Извините, вы кто, собственно, такой? Зачем в меня стреляли? — вежливо спросил я, направляя ему в сердце ствол своего музейного пистолета.

Увы, вразумительного ответа почему-то так и не последовало. Меня вновь обматерили, в этот раз особенно за кремневый пистолет.

— Да я тебя, такого, растакого, счас на куски! Да я тебе эту пукалку засуну в жопу, — закричал, отдышавшись, мужик и передернул затвор.

Честно говорю, я был уверен на все сто процентов, что он блефует и у него, как у меня, нет патронов. Поэтому исключительно для куражу, и ничего другого, я взвел курок своего кремневого анахронизма и нажал на спуск. Пистолет по всем законам просто не должен был выстрелить. На полке, куда попадает искра от ударяющихся друг о друга кремней и через отверстие в стволе воспламеняет основной пороховой заряд, не было ни капли пороха. Однако, видимо, по принципу «раз в сто лет и палка стреляет», он бухнул, выплюнув облачко черного дыма. Мужик удивленно посмотрел на пистолет, на меня, открыл, было, рот, чтобы подтвердить все ранее сказанное в мой адрес и, как стоял, плашмя упал на опавшую листву.

Я медленно подошел к уже агонизирующему телу и первым делом подобрал выпавшую из могучих рук винтовку. Умирающий лежал ничком, лицом вниз и скреб толстыми грязными пальцами землю, как будто собирался куда-то уползти. Попытаться понять, кто он такой, по одежде я бы не взялся. Промышленность уже много лет ничего не производила и вся страна ходила в экзотических обносках. У убитого была толстая, заросшая кучерявым волосом красная шея и давно не стриженная, кудлатая голова. Зато винтовка почти новая с нестертым воронением ствола и лакированными деревянными деталями. Я поднял ее стволом вверх и спустил взведенный курок. Как гром среди ясного неба прозвучал выстрел. Я открыл патронник и обнаружил в нем патроны.

— Даша! — закричал я не самым мелодичным голосом, срывающимся на визг. — Иди скорей сюда!

— Ты где? — откликнулась издалека Ордынцева.

— Здесь, я, где мне еще быть, — теперь уже тихо, почти шепотом, ответил я, тупо рассматривая матовожелтые, латунные цилиндрики, в каждом их которых могла кончиться моя уникальная, неповторимая жизнь. Пока я как баран на новые ворота таращился на казенную часть ружья, подошла Ордынцева, держа наготове в руке пристегнутый к деревянной кобуре маузер без патронов. Этот автоматический пистолет можно было таким образом превращать в короткое ружье и стрелять из него с плеча, что, видимо, и делала Даша, когда обстреливала противника. Она увидела меня стоящим соляным столбом над распростертым телом и почему-то кивнула головой. Вид у нее был, что называется, бледный. Думаю, не многим лучше выглядел и я, когда обнаружил, что гигант гонялся за мной с заряженной винтовкой.

— Убит? — спросила она, хотя это видно было и так, с первого взгляда. — Кто они такие?

— Понятия не имею, — ответил я, с трудом переворачивая амбала с живота на спину. — Сейчас посмотрю, может быть, у него есть какие-нибудь документы.

На мощной волосатой груди покойного, как раз напротив сердца, была видна маленькая кровоточащая дырочка. Мой пистолет был небольшого калибра, и не попади я так метко, нетрудно было предположить, чем могла кончиться наша дуэль. Подчиняясь, обычаю, я закрыл рукой глядящие в небо выпуклые, с красными кровавыми прожилками глаза покойного. Лицо его было еще совсем теплым и влажным от пота.

Подобно моему приятелю, секретарю партячейки Краснову, убитый носил нагольный полушубок надетым почти на голое тело, под ним оказалась лишь нательная рубаха без пуговиц. Пришлось обшаривать карманы штанов. Делать это были и противно, и неудобно. Я выудил из левого кармана грязную льняную тряпицу, связанную в увесистый узелок, развязал ее и тут же с отвращением забросил в кусты. Там оказалась горсть золотых коронок, выломанных вместе с зубами.