Караван в Хиву - Владимир Буртовой Страница 3

* * *

Сонные купцы еще ворочались в теплых постелях от беспокойства, вызванного нежданным приглашением в канцелярию, а Иван Иванович Неплюев чуть свет пробудился ото сна, съел легкий завтрак, вошел в рабочий кабинет. Он был в отличном настроении. И было отчего радоваться. Едва ли не впервые за десять лет со дня основания Оренбурга появилась некоторая возможность наконец-то наладить мир между ханом Нурали из Малой Орды и хивинским ханом Каипом, обиженными друг на друга до крайней степени.

А ведь в последние пять лет даже о мире среди киргиз-кайсацких орд приходилось говорить как о несбыточном деле. Беспрестанные распри нередко переходили в кровавые побоища между улусами. Киргизская знать, салтаны и баи перебегали от одного хана к другому, были своенравны и непослушны, грабили соседей, нападали на торговые караваны, которые с невероятными трудностями пробирались через безводные пустыни и степи в Оренбург, Орск или в Астрахань.

Распри соседей вынуждали оренбургского губернатора вмешиваться в конфликты ханов, но делал он это осторожно и тактично, без обид для киргиз-кайсаков, озаботясь миром на южном рубеже России. Но самым трудным был, пожалуй, год, когда погиб хитрый и ненадежный в своих словах и подданстве российским императорам Абул-Хаир, хан Малой Орды, чьи кибитки кочевали в непосредственной близости с землями Яицкого казачьего войска.

Весной несколько богатых киргиз-кайсаков из Джалаирского рода в Большой Орде уговорили каракалпаков того же рода откочевать к Сырдарье, обещая не только покой, но и защиту от чужеродцев, поскольку и сами обещались расположиться рядом. И вот до полутора тысяч кибиток каракалпаков тронулись в путь. Когда они были на расстоянии одного дня от города Туркестана, на них напали многочисленные киргиз-кайсаки хана Средней Орды Кучака и Барак-Салтана, который был одним из влиятельнейших и сильнейших салтанов в Орде и имел владения за Сырдарьей. Ограбленные каракалпаки попали в плен.

Узнав об этом, Абул-Хаир отправился на поиски обидчиков. Он нашел Барак-Салтана между речками Тургай и Улысаяк. Завязалась драка. Приближенные Абул-Хаира очень скоро бежали, самого хана настиг Щигай, сын Барак-Салтана, сбил копьем с коня. Барак-Салтан подъехал и саблей срубил голову Абул-Хаиру.

26 августа 1748 года Неплюев получил известие о гибели хана Малой Орды и был весьма озабочен неминуемым, должно быть, междоусобным столкновением кочевников.

После гибели старого хана наследовать ему должен был старший сын Нурали. Жена покойного Абул-Хаира, очень умная и почитаемая всеми киргиз-кайсаками Пупай-ханша, и ее сыновья обратились к Неплюеву с требованием наказать убийцу и утвердить Нурали на ханство в Малой Орде.

Неплюев незамедлительно направил в ханскую ставку своего доверенного посланца Якова Гуляева с наказом всеми силами отговорить Пупай от мести Барак-Салтану, пока ее сын Нурали не будет утвержден императрицею Елизаветой Петровной в звании хана Малой Орды.

Одновременно, тайно, минуя улусы семейства убитого хана, через Башкирию, в Среднюю Орду был направлен другой посланец из бузулукских казаков – Матвей Арапов с наказом Барак-Салтану не откочевывать в глубь Средней Азии, к зюнгорцам, которые в свою очередь были озлоблены на Абул-Хаира за разграбление кашгарцев.

Нурали, опасаясь конкуренции Батыр-Салтана, отца хивинского хана Каипа, 22 октября 1748 года отправляет своих послов в Петербург в сопровождении Якова Гуляева. 26 февраля следующего года представители Малой Орды весьма торжественно были приняты императрицей, обласканы, одарены богатыми подарками. На ходатайстве послов была начертана резолюция императрицы Елизаветы Петровны: «…рассудили мы за благо новоизбранного хана назвать и подтвердить киргиз-кайсацким ханом, не именуя ни Меньшой, ни Средней Орды».

1 июля 1749 года к Оренбургу прибыли братья хана Эрали и Ходжа-Салтан, остановились за рекой Яик в пяти верстах от города, ждали скорого уже прибытия послов из Петербурга и хана Нурали из степи.

10 июля Неплюев со свитой выехал в специально построенный лагерь в одной версте от города для «всенародного объявления хана киргиз-кайсаков». Под барабанный бой и пушечный салют, в присутствии многочисленной родни и более сотни старшин и беков был зачитан по-русски, а затем по-киргиз-кайсацки патент на ханство. Нурали принял патент и торжественно положил его себе на голову. На него надели подаренную парчовую шубу на собольем меху и шапку из черно-бурой лисицы, вручили саблю, на которой было написано по-русски и по-киргизски: «Божиею милостью мы Елисавет Первая Императрица и Самодержца Всероссийская жалует сею саблею подданного своего Нурали-хана киргиз-кайсацкого при учреждении его в сие достоинство. 26 февраля 1749 года».

Иван Иванович вспомнил, с какой поспешностью – словно опасался, что из-за спины метнется враждебная рука и перехватит бесценный лист плотной бумаги! – Нурали взял из его рук писанную для него в Сенате присягу и зачитал ее на своем языке, торопясь и волнуясь, все еще не веря в победу над сильными и коварными противниками: «Я, ниже поимянованный, обещаюся и клянуся всемогущим Богом, что хощу и должен Ея Императорскому Величеству моей истинной Государыне императрице Елисавете Петровне, самодержице всероссийской, и протчая, и протчая, и протчая. И Ея Императорского Величества высокому законному наследнику Его императорскому высочеству Государю великому князю Петру Федоровичу, который по изволению и самодержавной Ея Императорского Величества власти определен, и впредь от Ея ж Императорского Величества по самодержавной Ея Императорского Величества власти определяемым наследником верным добрым и послушным подданным быть и служить Ея Величеству верно, как то верному подданному надлежит, и никакой противности ни явно, ни тайно не чинить, и подданному мне ханскому достоинству во всем поступать и исполнение чинить, по Ея Императорского Величества указам, не жалея живота своего, подчиненной же мне киргис-касацкий народ содержать по нашему обыкновению в правосудии и спокойствии, и о всяких предприятиях противу интересов Ея Императорского Величества и собственной киргис-касацкого народа общей пользы отвращать, а ежели собою сего учинить не могу, о том заблаговременно знать давать, в заключение сей моей клятвы целую куран, и прилагаю мою печать».

Скрепив печатью прочитанную присягу, теперь уже не просто Нурали, а Нурали-хан вынес ее вместе с патентом на всеобщее старшин и баев обозрение, и под торжественный крик собравшихся родичей он был поднят на кошме ханов…

Хивинскому же послу, прибывшему в Оренбург, «в пристойных терминах» было отказано от поездки в Петербург, где он намеревался хлопотать об утверждении на ханство в Малой Орде Батыр-Салтана. Петербург предпочел в ханы Нурали потому, что он стоял ближе к неспокойной южной границе империи и из опасения, что он откочует со своими улусами от Оренбурга. Провозглашение Батыр-Салтана главой Малой орды усилило бы хивинского хана Каипа, воспринимавшего враждебно все начинания России в Средней Азии.

Два степняка ощетинились друг на друга. Каип-хан распорядился ввести непомерную пошлину на скот, которым торговали киргиз-кайсаки до этого беспошлинно. Нурали-хан в ответ на это разрешил беспрепятственно грабить торговые караваны хивинцев, которые шли в российские города всякую весну и осень. Противоборство грозило быть долгим и серьезно подорвать торговое дело, так успешно начатое азиатскими купцами в новых российских городках.