Невеста для варвара - Сергей Алексеев Страница 3

Ни слова не говоря, Брюс зашел в избу, хватил чарку водки и упал на лавку. Комендант остался у порога, пристукивая деревянной ногой по полу, словно конь копытом.

— Позови ко мне югагира, — велел граф.

— Тренку сейчас в баньке парят, — сообщил инвалид. — По вашему велению. А как напарят да намоют, в тот час и приведут.

— Я не велел парить! — вскричал граф. — Немедля доставьте!

На коменданта и гнев не действовал.

— Дак велели нарядить, — невозмутимо стал разглагольствовать он. — А как же наряжать, ежели он семь годов в бане не был? И умывался дождиком или снежком. Туто-ка недели не попаришься, и уже часотка по телу…

Генерал-фельдцейхмейстердаже не нашел, что ему ответить, лишь с тоскою подумал, что должного порядка в сей стране никогда не будет и зря Петр Алексеевич силы и теперь вот саму жизнь положил, дабы вывести свой народ из темноты диких нравов. В столице еще кое-как блюдут европейское приличие, а в купеческой Москве разве что вид делают. Про окраины же, особенно северные, полунощные, и говорить нечего — живут по старинке и тем еще и гордятся! А ведь в этом сокрыто неповиновение государевой воле, даже глумление над новыми обычаями. Вот этот комендант острога не по глупости эдак вырядился, а с умыслом, дабы посмеяться над одеждами европейскими, и в речах его лишь потеха слышится, когда ему скорбеть полагается в связи с кончиной государя. И что с ним поделаешь? Как с гуся вода…

Сколько раз говорил Петру Алексеевичу: след положить конец своеволию земель полунощных, приписать их к заводам, в крепость отдать дворянам, чтоб обучились культуре при господах, однако чего-то опасался государь и накладывал повинность легкую — плотницкую и обозную. В долгой войне со шведами требовалось множество бурлаков и сволочей, дабы припасы на барках подвозить и волоки обслуживать, так он тут поморов местных не тронул, а велел тверских мужиков пригнать, ижорцев и лопарей. И еще сказал, де-мол, нельзя сих поморских людей в лямку впрягать, и своего к ним благоволения никак не объяснил.

Брюс в этих краях дальних прежде не бывал и с нравами диковатыми незнаком был. И не узнал бы их, поди, никогда, но Петр Алексеевич захворал от простуды, позвал к себе и говорит:

— Будеттебе поручение, Яков Вилимович, важности государственной. В сей же час собирайся и поезжай в Двинский острог. Сидит там тайный затворник, индигирский югагир по имени Тренка. Сей предсказатель пришел к нам семь лет тому…

Ни о каком тайном затворнике югагире, посаженном в крепость, Брюс до сей поры из государевых уст никогда не слышал и сейчас тому немало подивился. Обыкновенно Петр Алексеевич в подобных случаях вещи диковинные непременно показывал, а ежели дело касалось и вовсе явлений тайных и магических, то советовался.

Иное дело, поступал по воле своей…

— Отчего же я о сем не знаю? — изумился граф. Верно, от недомогания, государь вдруг рассердился:

— Есть тайны, кои дозволено знать лишь царям. И никому более, тем паче иноземцам…

Брюс сам был шотландского королевского рода, и хоть состоял на русской службе и тайн сих не ведал, однако же о их существовании слышал и потому ничуть не обиделся.

— Кесарю — кесарево, — мудро заметил он. — И что же сделать с сим затворником?

— Скажи, он милостью моей от наказания избавлен, — заявил Петр Алексеевич. — Вкупе со своими товарищами. Войди к нему в доверие и допытайся исподволь, зачем он явился. Ежели только за невестой для своего князька, найди невесту, какую надобно, сам высватай и отправь с миром на реку Индигирку. А сороковину чернобурых лисиц, что я у них отнял, в казне возьми.

— А ежели есть иная цель? — однако же спросил граф. — Кроме означенной?

Обложенный грелками, государь потел, и волосы слиплись в сосульки.

— Потому и посылаю тебя. Ты мастер дел магических, астральных… Югагир сей хоть видом не шаман, однако же силу имеет магнетическую и даже предсказывает судьбу. Будто бы все наперед знает, де-мол, есть у индигирских туземцев некий календарь, по коему известно будущее на много лет. Ты ведь тоже свой календарь сочинил…

— Быть не может! — воскликнул Брюс. — Я изучил все календари и свел во единый самые верные!

— Да в эти сказки и я не особо-то верил, — согласился Петр. — Хотя чудес в нашей земле довольно… Но пытали сего Тренку, и на дыбе признался он, де-мол, есть у них вещая книга. И еще много хулы на наше имя возвел, кричал, умру я тяжко, подобно псу. Дескать, чтоб знал: он, чузонец сей, сглазил меня и порчу навел. За сие его и ослепили… Да в сглаз и порчу не верю я, граф. Мнится мне, замышляется здесь коварство против семьи нашей царствующей. И исходит оно от князька племени, к коему югагир принадлежит. Князек тот прислал дядьку своего ко мне невесту якобы высватать… Так вот что скажу тебе, Яков. Попытай его ласковым да добрым словом, как ты умеешь, и, коли заподозришь хитрость, пришлешь отписку с нарочным. И, моего ответа не дожидаясь, сделай все, как пожелает югагир, но вкупе с невестой пошли своих людей. Да не холопов, а людей бывалых, офицерского звания. Во главе поставь Ивашку Головина.

— Молод еще Ивашка для столь важных поручений, — ревниво воспротивился Брюс. — Да и нравом заборист, чтоб справлять дела тонкие и щепетильные, где терпение требуется.

— Знаю я твою неприязнь, — отмахнулся государь. — И добро, что молод, — разум, сила и сноровка есть. Никогда не забуду, как он камень в Петербург под парусами пригнал… Ко всему прочему, прадед его когда-то служил якутским воеводой, коего и доныне там помнят. Ивашку пошлешь! А Тренке этому скажи, де-мол, царево посольство, для сопровождения невесты, согласно обычаю. Пусть Ивашка разузнает, что да как, и помыслы князька выведает. Ибо сей туземец называется князем народа Юга-Гир, который известен нам как чувонцы, и имеет дерзость причислять себя к древлему царственному роду.

— Да будет тебе, Петр Алексеевич! — засмеялся Брюс, тем самым думая развеять тревожные мысли государя. — Чем опасен безвестный вождь сибирских варваров? Тебе ли, властелину десяти морей, хлопотать о сем?

— Не утешай меня, Яков, — однако же хмуро вымолвил император. — Сейчас вот лежу и думаю — кому все отдать, когда час придет? Внуку Петру? Так мал еще, болезненный и вялый, куда годится?.. Елизавете или Анне? Вот уж позор мне будет, коли на свое место девицу какую посажу. А ежели императрицу, народ не примет… Так и так смуты не избегнуть, Яков. Когда же в России смута, всегда есть кому престола поискать. Чую, не зря князек сей посольство в Петербург снарядил. Как раз в год, когда Алексея казнить было след. Послание мне прислал, советовал помиловать, а потом грозился… И вот теперь мыслю я: а ежели сущ календарь югагирский? И узрели они, что грядет?..

Графу показалось, в горячке государь, коль такие страстные слова говорит, однако тот сбросил грелки, утерся полотенцем и сел.

— Как встану, сам о сем деле похлопочу, — вдруг решил он. — Сам поеду в Двинский острог…

— Твое поручение исполню, Петр Алексеевич! — клятвенно заверил Брюс. — Как ты пожелаешь, так и сделаю, не сомневайся.