Последний герой в переплете - Сергей Сакин Страница 3

СБ и СК сидели на веранде бара. Навес из пальмовых листьев защищал от лучей солнца, к которым так тяжело привыкать человеку с белой кожей. И если от солнца спасал навес, то от жуткого зноя, усиленного висящей в воздухе влагой, спасти не могло ничто. (Жуткого, конечно, для северянина, приехавшего из другого полушария, из дикой, заснеженной России — индейцы ходили по солнцепеку как ни в чем не бывало, кажется, даже посмеивались над истекающими потом забавными белыми.) Они оба, конечно, бывали на тропических параллелях уже не раз, но так и не привыкли к «эффекту простыни» — только выходишь из самолета, возникает чувство, что твое тело облепила горячая мокрая тряпка. Да и вряд ли можно вообще привыкнуть к тому, что (хотя температура в тени радует стабильными +35оС) одежда никогда не просыхает, пропитываясь влагой из воздуха.

Несмотря на жару, оба пили виски, большие порции которого были налиты в кургузые ста-каны. О стенки стаканов стучали кубики быстро плавящегося льда. Это был единственный звук, нарушавший тишину. Шум Карибов, блестевших между пальм, уже стал привычным, слух за него не «цеплялся», как в Москве не обращаешь внимания на гул машин. Сидевшие в плетеных креслах мужчины смотрели на море, время от времени посылавшее им солнечных зайцев, и изредка перебрасывались малопонятными фразами.

Это был самый жаркий час дня, когда все аборигены, и без того ленивые (или просто непривычно для вечно спешащего европейца неторопливые), заваливались спать — та самая маркесо-кортасаровская сиеста. Все казалось погруженным в спячку. Все, кроме бара, единственные посетители которого сидели на террасе. Хотя они тоже были неподвижны и беседа текла вяло, в лицах их, в окружающем их пространстве ощущалась натянутость басовой струны. На лбу старшего пролегли две глубокие морщины — борозды, оставленные напряженными раздумьями. СБ и СК ждали. Ждали чего-то важного и серьезного, чего-то, что могло (может, да, а может, и нет?) повернуть судьбы многих людей на совсем другие пути.

Они почти одновременно допили виски и по тому, как бармен, не спрашивая, быстро поднес новые порции, стало видно, что это далеко не первые стаканы, выпитые сегодня. Ни один из них тем не менее не походил на захмелевшего. Только СК время от времени опускал тяжелый подбородок к груди и прикрывал глаза рукой — жест, свидетельствовавший скорее о серьезности мыслей, чем об усталости или тумане в голове.

В бар вошел АЛ, молча подсел за столик и заказал минеральную воду без газа. Теперь все трое Всевидящих были в сборе — и продолжали ждать вместе.

Совсем скоро им предстояло поднять нелегкую ношу, которую они сами для себя подготавливали не один год, тратя на это умопомрачительное количество нервов и денег. На сегодня все эти вынуждающие выкуривать две пачки в день проблемы остались в прошлом. Им предстояло стать вершителями судеб, Богами. И теперь, в утомительный отрезок последней передышки перед Игрой, они, не признаваясь в этом друг другу, а возможно, и самим себе, изрядно психовали. Наверное, ни один человек не в состоянии до конца представить, что такое — быть Богом, а неизвестное всегда страшит.

Правда, только для шестнадцати человек и только на сорок дней, но и это — ноша не из легких. И не из приятных. Но пока шестнадцать Игроков были еще за несколько тысяч километров отсюда. Они летели на самолете через Атлантический океан — добровольно возжелавшие доверить свои судьбы этим Богам. Впрочем, доверяли они себя более удаче — о существовании Всевидящих знали пока далеко не все участники Игры.

Еще несколько дней назад было готово решительно все. СК и АЛ, игравшие в своей жизни в разные игры, знали, что и к началу этой Игры выяснятся какие-то обидные ошибки, следы извечного распиз(биип!)ства Низших Богов (Смотрящих) или их собственные промахи, но искать их заранее было бессмысленно. Оставалось только ждать.

Перед тем как разойтись по номерам, они не сговариваясь зашли в операторскую. Экраны уже светились — на двух Островах были установлены и тщательно спрятаны видеокамеры. Они передавали изображение на эти мониторы. Но пока вся аппаратура работала вхолостую — в радиусе +++ километров не было ни одного Игрока.

Самолет снова повело вниз. «Как в лифте с оборвавшимися тросами». От пришедшего на ум сравнения он сам же плюнул через плечо и машинально огляделся в поисках деревяшки. В «Боинге» компании КЛМ ничего деревянного не было.

Потом он остановил взгляд на лице сидящей рядом девушки и долго смотрел на нее. Кажется, он сдерживал дыхание и даже не мигал — так боялся потревожить ее покой. Его лицо, которое большинство из шестнадцати Игроков считали наглым, злым (и еще тринадцать бранных прилагательных), в лучшем случае — просто неприятным, изменилось. (Оно таким и было. И его это совсем не заботило. Скорее, ему это нравилось), всегда менялось, когда он смотрел на нее. Сползла вечная глумливая ухмылка, разгладилась складка между бровей. Глаза стали спокойными, даже мечтательными. Но в глубине их поблескивали тревожные искры, как будто парень не знал ответа на очень важный вопрос.

Вызвавшая такие перемены в лице парня девушка полулежала на откинутом кресле, ее колени укрывал синий плед, из тех, что выдают пассажирам на длинных перелетах. Укутывая ее ноги, плед выглядел не казенной штамповкой, а захваченной из дома частицей уюта. Глаза девушки были закрыты, наверное, она дремала. Но даже во сне ее лицо светилось красотой. Редкий тип красоты, идущей изнутри — из ясной души и чистого сердца. На шее девушки висел золотой крест. Парень (тоже крещеный когда-то в православие) креста не носил. Но сейчас обращения к Господу то и дело возникали в его мыслях. Он не молился, но словно задавал вопросы и требовал ответа, уверенный, что Бог услышит.

«Теперь, Господи, можешь не помогать, только не мешай. Что я несу?! Идиот! Господи, если я стухну (я знаю; я слабак и ничтожество!), ты пошлешь мне сил?! Господи! Ты же все видишь. Ты видишь, что я прошу ради нее! Она верит в меня, верит мне, верит, что я не сломаюсь и не ссучусь. Она говорит, что ей со мной ничего не страшно, что она все выдержит… Господи, ради нее! Ты же знаешь, ты видишь: она никогда никому не желала зла, ни в чем, никогда! Она дочь твоя, она живет в добре и свете, она полна любви ко всем — и людям, и бл(биип!)ям. Она… Господи, ради нее! Ты слышишь меня?!»

Девушка вздрогнула раз, другой и чуть нахмурилась, ей снилось что-то тревожное. Парень вздрогнул вместе с ней, тревога еще сильней заблестела в его глазах, стала явной. Он протянул обе руки к девушке, левой рукой обнял ее за высокую, благородных пропорций шею, другой стал нежно гладить густые волосы пшеничного цвета. Его губы шевелились, он шептал неслышные слова.

Девушка улыбнулась и, улыбаясь, открыла глаза. Большие, редкого цвета моря, они действительно сияли ясным светом. Парень ласково заулыбался в ответ, а глаза из тревожных стали уверенно-спокойными: взгляд защитника, готового и к нападению.