Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков Страница 3

— Пообщались, значит, — пробормотал я.

О чем они могли говорить? Нелюбимые тесть с тещей были обо мне плохого мнения. Раньше, во всяком случае. Что и послужило причиной давнего нашего с Маринкой развода.

— Приглашали тебя в гости, — выдала наконец Марина. — Ну, зайдем хотя бы пообедать, а, милый?

— Вообще-то я сыт, — весьма двусмысленно намекнул я, указывая на пустую тарелку.

С Маринкиными родителями мы ненавидели друг друга тихой ненавистью. Они считали меня «жуликом и тунеядцем», в чем однажды сумели убедить дочь, я же отвечал вполне естественной неприязнью. Так меня и игнорировали, даже когда мы с Маринкой снова расписались. Однако после того как я ухитрился поправить финансовое положение, родичи стали меня привечать, вызывая злорадство жалкими потугами к примирению. Сегодня был один из таких случаев, когда я торжествовал.

— Ну пожалуйста, — взмолилась Маринка, и мне сделалось ее жаль.

— Даже не знаю, — по привычке стал отнекиваться я, но, поймав Маринкин взгляд, понял, что придется отойти от этой пагубной практики. Сегодня был день принятия лестных предложений.

* * *

— Здорово, — сказал Слава, переступая порог.

— Ой, Славик, — растерялась Марина. — Здравствуй, Ксюша… А мы в гости сейчас идем.

— Вот именно, в гости и сейчас, — поддержал я, рассеивая последние сомнения.

— Привет. — Ксения ехидно улыбалась, засунув руки в карманы новенькой кожаной куртки. Слава любил побаловать супружницу шмотками.

— Мы жратвы, того, купили, — оповестил друган, — в машине лежит.

— Вот и хорошо, — я повернулся к Маринке: — Собирайся, дорогая, а то папа с мамой, наверное, заждались.

Марина все поняла и помрачнела. А что мне еще оставалось? Идти на обед к родственничкам без группы поддержки — верный способ быть съеденным, вот я и решил прихватить с собой тяжелую артиллерию, чтобы не спасовать ненароком. Вот зубки-то они обломают, хе-хе!

— Чего так лыбишься? — спросил корефан.

— Как? — очнувшись от раздумий, я с усилием разгладил мышцы лица.

— Хищно, — исчерпывающе определила Ксения, пока Слава подбирал соответствующее словцо.

— Пойду приоденусь, — сказал я, увиливая от ответа, и двинулся вслед за Маринкой.

— Мы ждем в машине, — известил Слава. Хорошо иметь друзей, готовых прийти на помощь в самых деликатных ситуациях.

Вскоре я с тайным злорадством наблюдал за реакцией тестя и тещи. Сначала было недоумение: приняли Славу за меня и прикидывали, как же сильно я возмужал. Потом сообразили, что это не прежний хахаль, и посчитали за нового Маринкиного ухажера, но тут вошла Ксения, путая все расчеты. И последним затерся я, уверенным хозяйским жестом пропустив вперед гостей.

Столько народу Анатолий Георгиевич с Валерией Львовной вряд ли ждали. Максимум, к чему они готовились, — это Раздолбай Иванович в качестве дежурного блюда, которого можно будет приправить язвительными шпильками на десерт. Теща страсть как обожала колкости. А тут растерялась. Как же — сразу такое количество незнакомых лиц!

Скабрезно скалясь, я представил их друг другу, и мы сели за стол. Появилась литровая бутылка «Столичной», извлеченная Славой из пакета. Анатолий Георгиевич откашлялся, украдкой поглядывая на жену. В традициях этой семейки обед планировался безалкогольный. Валерия Львовна беспомощно растягивала губы, стоя у стола, как Наполеон в финале битвы при Ватерлоо. Маринка молча порхала вокруг, сервируя приборы на две лишние персоны. В неловкой тишине стыдливо позвякивала посуда. Криво улыбался Слава и нахально поглядывала Ксения, в которой мало что осталось от затюканной невзгодами медсестры — с тех пор как корефан встретил ее в коридоре Военно-медицинской академии. Как говорил апостол Павел, «не все мы умрем, но все изменимся». За время бурной нашей со Славой совместной деятельности нам повезло уцелеть, но перемены были неизбежны. Родственнички, конечно, помнили меня не таким. То-то опешили, обнаружив, что схавать зятька оказалось ой как непросто. Да, Валерия Львовна, я хищная пища!

В знак примирения теща достала рюмки.

— Ну, чего? — кинул на меня вопрошающий взгляд Слава.

— Разливай, — разрешил я.

Закончив суету, Маринка опустилась на стул рядом со мною. Анатолий Георгиевич, облаченный по случаю приема гостей в строгий темный костюм, являл собою образец покорности судьбе. Теща тоже помалкивала, из чего я заключил, что тост следует произносить мне. Ну, коли захватил инициативу, не следует выпускать ее из рук.

— За нашу встречу, — благостно изрек я. Закусили.

— Илья, — вкрадчиво завела беседу Валерия Львовна, — Мариша рассказывала, что вы заняты интересным делом.

— Археологией, — будто бы раньше, когда меня здесь дружно считали лентяем, я занимался чем-то иным. — Самая благородная из наук всегда была моим призванием.

— Мариша показывала прессу со статьями о вас, — любезно поведала Валерия Львовна. — Вы нашли какое-то эскимосское сокровище?

— Да, — с достоинством ответил я и кивнул на мечущего в пасть закусь корефана. — Вот, вместе со Славой и откопал.

Ксения зарделась. Приятно, когда хвалят мужа.

— Я всегда считал, что из вас выйдет толк, — осторожно вступил в разговор Анатолий Георгиевич, которому было интересно пообщаться со мной, и теперь он деликатно высказывал мнение относительно моей непутевой особы. — Археология — замечательная профессия. При соответствующем навыке можно добиться потрясающих результатов. Разумеется, должно было пройти некоторое время, прежде чем вы научились проводить исследования с добросовестностью истинного ученого. Признаю, поначалу между нами возникали разногласия…

Только сейчас я понял, насколько мало мы знакомы.

— …Но теперь, когда вы совершили такое потрясающее открытие, у нас с мамой не осталось сомнений, что вы сумеете устроить судьбу нашей дочери.

В словах затюканного научного работника чувствовалась термоядерная тещина накачка.

— Ладно, папа, — охладила его Маринка. Я подмигнул Славе:

— Наливай. Выпьем за родственные отношения. Выпили. Потеплело на душе.

— Что касается судьбы дочери, — снисходительно пояснил я тестю, — то она могла быть устроена значительно раньше, если бы вы не считали меня лодырем и проходимцем, каких не сыскать.

— Гм… это не совсем так. — Глаза Анатолия Георгиевича забегали по пластмассовой зелени, украшающей гостиную.

С позапрошлого лета в квартире мало что переменилось. Те же фальшивые джунгли и запыленные головы животных на стенах — Маринкин дед был таксидермистом.

— Не сердитесь на нас, Ильюша, пожалуйста, — мягко попросила Валерия Львовна. — Кто старое помянет… Мир, ладно?

— Идет, — уступил я.

Доброта, как ни странно, может являться следствием равнодушия. Когда люди тебе безразличны, необходимость пристрастного отношения к ним отпадает. Поэтому мы так часто ссоримся с близкими и остаемся вежливыми с малознакомыми людьми. К близкому человеку предъявляется больше требований. Маринкины же родители, я знал, были и останутся для меня чужими. С ними можно было и помириться. И столь же безболезненно поссориться. Их чувства не имели для меня никакого значения. Угадав момент, Слава наполнил рюмки.