Завещание лейтенанта - Владимир Макарычев Страница 27

С раннего утра человек двенадцать приглашенных на совещание топтало снег у крыльца. Без приглашения не входили. Дымов встретил здесь и Онни Маттенена. Товарищи крепко пожали руки, в очередной раз уверившись в правильности принятого решения. Многие курили на свежем морозце, зная, что в доме не позволено.

Утепленная медвежьей шкурой дверь отворилась. Облако теплого воздуха, как пороховой заряд, обдало туманом людей. Народ, медленно стряхивая уже много раз очищенные от снега валенки и шапки, заходил внутрь избы.

Совещание началось так же внезапно, как прибытие проверяющего. В углу, под образами, сидел Острено без мундира, в обычном платье и огромных белых валенках. Широкая одежда не скрывала его подтянутости и бравой военной выправки, которой он всегда отличался. Подбородок выбрит до того тщательно, что выступали голубые прожилки. Под острым прямым носом аккуратно закрученные на концах кавалерийские усы. Дымов, дабы не смущать начальника, сел подальше, в противоположный угол. С ним рядом пожилой капитан. Шестое чувство подсказывало Николаю, что это и есть тот самый Орлов. Знакомиться было неудобно, да и помнил предостережение Бошняка «держаться подальше от этого человека». Аксенов по всей форме, с капитан-лейтенантскими погонами и кортиком на поясе, торжественно стоял за спиной Острено. По шутливому приветствию Дымов понял – не изменился его командир. Грозно сообщил:

– Худшее, что вам сегодня грозит, господа офицеры и благородные купцы, закуривать от отрезанной ноги!

Собравшиеся сразу съежились, притихли. Многие восприняли шутку как угрозу в свой адрес. Другие, отставной китобой Маттенен и несколько корабельных офицеров, злорадно заулыбались. Они много знали, но не воровали. Дымов вспомнил шутку Острено в импровизированной офицерской столовой, на Севастопольской батарее. После такого предупреждения хотелось быть убитым в бою, а не попасть на операционный стол. На шутку отреагировала и раненая нога Дымова. Ее тянуло, выворачивало. В таких случаях местные жители научили обматывать больное место собачьей шкурой. Помогало, но сделать перевязку сейчас было нельзя. Острено продолжал вести собрание:

– Честным чиновникам разоблачений бояться не следует, а ворье должно быть опозорено, – вбивал, словно гвозди в головы, резкие слова. Сделав паузу, внимательно обвел обвинительным взглядом присутствующих.

В это время на пол, под всеобщий смех, грохнулся один из купцов. Маттенен в шутку толкнул его коленом под зад.

– Молодцы, – живо откликнулся Острено, – сдаются без следствия.

Последовал взрыв хохота. На этом разделительный барьер миновали обе стороны. Страшный начальник оказался не чужд юмору.

– Служба, что военная, что купеческая, в тяжелых краях непростая. Говорить нечего, – продолжал инспектор, – я ехал сюда с целью проверить переселенцев в долине реки Мая.

Он замолчал, и эта секундная передышка Аксенову с Орловым показалась вечностью.

– Не обнаружил я никаких деревень и вообще следа проживания людей. Как понимать? – обратился Острено к Аксенову.

Начальник порта вытянулся, как перед генералом, принимающим парад, покраснел и вдруг выпалил:

– Никак нет, ваше высокоблагородие!

– Что «никак нет»? – передразнил Острено. – Правду я увидел. Все эти годы вы получали государственные дотации на мертвые души?

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – прокричал, словно заведенный, Аксенов.

– Разрешите доложить, господин капитан первого ранга, – уверенно проговорил рядом сидящий капитан.

Острено жестом пригласил его высказаться.

– Капитан Орлов, – представился пожилой и уставший офицер, – деревеньки с переселенцами находятся по правую сторону реки, в глубине долины, на берегу одного из ее притоков. Вы же, скорее всего, ехали по льду реки и посему не могли их наблюдать. Предлагаю, господин капитан первого ранга, сопроводить вас лично, показать деревни и людей, там проживающих.

Орлов говорил так убедительно, что даже и те, кто знал об обмане, готовы были поверить капитану на слово.

– Через неделю и выезжаем. Посмотрим, правду ли говорите, – согласился Острено, – перейдем к самой дороге. Я ее так же не увидел. Может быть, ехал не по тому берегу? Что скажете?

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – прокричал красный, как вареный рак, Аксенов.

Острено безнадежно махнул в его сторону рукой.

За начальника порта вступился толстый мужик, с потным, лоснящимся от жира лицом:

– Выгодность порта Аян реально существует, – сжимая кисти рук в волнении, продолжал купец. Его внимательно слушали. – Смотрите, закупленные в Ханькоу 500 пудов чаю в навигацию доставляю в Аян, а затем зимним путем на оленях с Аяна в Нелькан. По вскрытии рек груз по Мае, Алдану и Лене сплавляю на карбасах ^[59] до Якутска. Доставка пуда груза с Ханькоу обойдется в 4 рубля 40 копеек, а через Иркутск, то есть через Кяхту, в 7–8 рублей. При этом на транспортных расходах экономлю с пуда от 2 рублей 15 копеек до 3 рублей 15 копеек. Выгода очевидна. Одним словом, выгоднее мне путь через море и далее сушей от Аяна до Якутска, чем через Иркутск!

Опять подал голос капитан Орлов:

– Неслучайно в 1844 году Российско-американская компания проложила путь через перевал Казенный на Джугджурском хребте. Строительство дороги не завершили, но попытка упростить снабжение свидетельствует о думающих головах.

– Убеждаете в невозможности, – живо откликнулся Острено, – продолжайте настаивать на своем обмане. Я уже не поверю. Собственное мнение о «мертвых душах» и существующих только на бумагах пудах выращенной пшеницы доложу запиской императору, как особое мнение. Оно вам не понравится. Это еще полбеды, вы не знаете главного. Источнику вашего обогащения, похоже, приходит конец. – Хладнокровно бросив взгляд в сторону якутского купца, добавил: – Вы угрожаете нам повторением истории с «чайной революцией», как в Северной Америке? ^[60]

Толстый купец, беспрестанно моргая, стирал льющийся ручьем пот рукавом шерстяного кафтана. Его узкие глазки, заплывшие жиром, бегали от Орлова к Аксенову и обратно. Он не верил в возможность краха десятками лет отлаженной аферы, а напоминание о «чайной революции» выбило его из равновесия. Он не хотел революций, означающих в его понимании отъем бизнеса.