Выживая – выживай! - Владимир Стрельцов Страница 27

— Теодора!

Мароция, не оборачиваясь, махнула гостю рукой, призывая его поскорее войти. Гость был послушным, он закрыл дверь и начал шуршать своими одеждами.

— Я заждалась тебя, — осмелилась шепнуть в ответ Мароция.

Каждый мускул ее тела напрягся от волнения и ненависти, когда она почувствовала, что кто-то ложится рядом с ней. Горячие ладони заскользили по ее телу, волосы Мароции ощущали на себе чужое дыхание, чьи-то шершавые губы коснулись ее шеи. Мароция начала в мыслях своих гнать скорее своего слугу за Теодорой, страстно призывать свою мать вернуться, но ту, видимо, и в самом деле убалтывал сейчас словоохотливый Альберих. Меж тем ласки пристроившегося к ней епископа становились все развязнее. Мароцию сковал ужас от осознания положения, которое она сама создала, наступала, по всей видимости, пора открыться, а желаемая цель так и не была достигнута. В ее душе кипящим маслом поднималась и усиливалась ненависть к человеку, который осмеливается приходить к чужой жене, тогда как муж ее, находясь совсем рядом, благодушно и ни о чем не подозревая пьет вино. Эта ненависть позволила ей несколько собраться с духом и продолжать терпеть подле себя этого Тоссиньяно, бормочущего ей на ухо всякий любовный вздор.

Но все когда-либо, рано или поздно, кончается, и вот, хвала Небесам, раздался такой долгожданный скрип входной двери и в спальню вошли! Мароция торжествующе повернулась лицом ко входу и не смогла сдержать крик ужаса, вырвавшийся у нее из груди. В комнату вошел архиепископ Иоанн.

Мароция повернулась к тому, кто был все это время с ней рядом. Черные, масляные глаза его смотрели презрительно и нагло. Это был Петр.

— Нашей новой герцогине очень не достает мужской ласки, — сказал он запредельно издевательским тоном.

— Наша герцогиня хотела подстроить нам западню, но попалась сама, — в тон ему продолжил Иоанн.

— Где моя мать? — почти крикнула Мароция.

— Не кричите, моя милая, это совершенно не в ваших интересах. А ваша матушка находится там, куда вы ее послали, в компании вашего батюшки и герцога. А хотите мы их всех позовем? — говорил Петр, пытаясь продолжить так внезапно прерванную прелюдию.

Мароция отпихнула его в сторону.

— Альберих снесет твою мерзкую башку!

— Может да, а может и нет. Мы тоже умеем неплохо владеть мечом. А вот чья башка, простите, чья прекрасная головка, точно отделится от своего не менее прекрасного тела, так это у вас, моя милая. Альбериху будет очень занятно выслушать историю, как вы здесь оказались. И чьи-то мечты тогда точно пойдут прахом, особенно, если рассказать все и всем.

Мароция завыла от горечи и закрыла лицо руками.

— Ваш отец будет также в восторге от ваших похождений, милое и глупое создание, вознамерившееся вредить нам. Еще бы, — продолжал уничтожать Мароцию Петр, — вместо будущего наследника великого сполетского герцогства получить ублюдка от престарелого папы Сергия!

Воздуха! Воздуха! Услышав эти слова ей перестало хватать воздуха. Ее мать даже это рассказала своему любовнику! Зачем?!

— Где мой слуга Климент? — спросила Мароция.

— Отдыхает в одном из коридоров замка, думаю, что у него немного болит голова. Славный замок вам достается, мое развратное и самоуверенное дитя. Обязательно приведите его в порядок и, прежде всего, сделайте так, чтобы в коридорах замка было светло и стояли стражники. Иначе ведь кто угодно может в темных закоулках спрятаться и подслушать все ваши секреты. Особенно, если этого очень захотеть.

К раздавленной и уничтоженной Мароции подошел Иоанн. Он бесцеремонно поднял ее голову за подбородок и долго всматривался в ее заплаканные глаза.

— Впредь вам будет наука, дитя мое, — сказал он, — Мой брат прав, вы, Мароция, слишком юны и неопытны, чтобы пытаться играть в мужские игры. Не беспокойтесь, ваше герцогство останется с вами, морочьте Альбериху голову столько, сколько сможете. Представьте себе, мы вас в этом будет только поддерживать. Но ваш проступок требует вполне заслуженного вами наказания, а вы, брат мой, сегодня оказали мне неоценимую услугу и поэтому наградите себя ею.

С этим словами Иоанн вышел из спальни. Мароция не успела опомниться и осознать смысл произнесенных архиепископом слов, как Петр, схватив ее за плечи, уложил на простыню, скрутил ей руки и склонился над ней, дрожа от вожделения.

На следующий день поезд благочестивого архиепископа Равеннского покинул Сполето. Само собой разумеется, отъезд высокого гостя сопровождался необходимым церемониалом и напутствиями со стороны семейства герцога, а также его преданных вассалов. На протяжении всего длительного процесса взаимных благодарностей и благословений, Иоанн не спускал глаз с юной герцогини. Он был уверен, что Мароция сохранит события вчерашнего вечера в секрете от своего отца и мужа, слишком многое она теряла в случае взаимных разоблачений, и в слишком невыгодном свете представала тогда перед обоими. Но вот вероятность выяснения отношения с матерью была велика, и Иоанн даже вздохнул с облегчением, когда понял, что Мароция решила на сей раз затаиться ото всех. Конечно, это совсем не решало проблем, вдруг обнажившихся в семье Теофилактов и грозивших вылиться в полновесный кризис между Равенной, Сполето и Римом, но, по крайней мере, давало некоторую временную отсрочку. В любом случае, Иоанн стал первым, кто увидел нового, предельно амбициозного и опасного, несмотря на всю свою ангельскую внешность, игрока на политической арене. Последние минуты его пребывания в Сполето окончательно укрепили архиепископа в этом мнении.

Кланяясь до земли Иоанну и целуя ему руку, Мароция, не изменяя своей давней привычке, незаметно и яростно вцепилась ему в ладонь своими ногтями, а подняв голову, с исказившимся от ненависти лицом, прошептала:

— Не знаю как, не знаю когда, но настанет день, когда ты и твой зловонный брат будете молить меня о пощаде!

Иоанн посмотрел на нее взглядом, которым только мог удостоить высоченный, физически одаренный мужчина на пике своих сил и возможностей, услышавший угрозы со стороны юной и хрупкой, как мартовский тюльпан, девушки. А та подозвала одного из своих слуг и, громко и велеречиво пожелав Иоанну доброго пути, передала ему в подарок предмет, чрезмерно часто игравший в последнее время ключевую роль в их семье, а именно одну из великолепных шелковых подушек, доставшихся ей от папы Сергия, на ткани которой был теперь дополнительно вышит сполетский герб.

— Эта вещица одна их тех многих, что находилась в гостевых покоях нашего замка. Это из ваших покоев, падре. Надеюсь, ваше высокопреподобие, она будет напоминать вам о приятных минутах, проведенных вами в Сполето, и уж, во всяком случае, доставит вам удобство во время вашей длительной поездки в Равенну. Вторую подушку из вашей спальни я обещаю хранить при себе, в память о милости, оказанной вами мне и супругу моему, — сказала Мароция, и многие слышавшие ее одобрительно закивали головами.

Шепотом же Мароция добавила:

— Клянусь, что герб на этой подушке будет последним, что увидят твои глаза в этом мире!