Чемпион флота - Георгий Свиридов Страница 21

Прохладный ночной воздух, напоенный ароматами цветов и влажной свежестью моря, бодрил и привносил душевное умиротворение. Природа вокруг жила своей бесконечной жизнью. Город сверкал тысячами огней, и небо, усыпанное крупными звездами, казалось его далеким зеркальным отражением.

Расставаться не хотелось. Алексей и Стелла медленно пошли по улице, не разнимая рук.

— Сегодня был самый длинный день в году, — сказала Сталина. — Так много пережила, перечувствовала! И тревог, и беспокойства, и счастливой радости!

— И самая короткая ночь, — с нескрываемой грустью произнес Алексей.

— Да, Алеша, самая короткая. Как говорит моя бабушка, двадцать второе июня — это макушка лета.

— А день был длинным-длинным особенно для меня. Тянулся бесконечно долго.

— И у меня тоже. Трудный и длинный, я все ждала-ждала, что ты появишься…

— А вечер пролетел в одно мгновение.

— Я тоже не заметила, как он промчался, Алеша.

— Мы так долго не виделись с тобой.

— Да, Алеша, долго. Почти месяц.

— А впереди ночь, — вздохнул Громов. — И та самая короткая.

Они произносили фразы, вдумываясь не в их прямой смысл, а скорее в музыкальное звучание, и простые слова обретали сладостно неповторимую внутреннюю силу, понятную только им. Хотелось говорить и говорить, не важно о чем, лишь бы слышать друг друга.

Ночь была по-летнему теплая, таинственно тихая и бархатно-темная, она ласково укрывала их и порождала надежды, в которые верилось. Они жили ожиданием перемен своих судеб, и сердцами чувствовали наступление счастливого времени. Со светлой искренностью и чистосердечностью они доверительно тянулись друг к другу. Для человека счастья в одиночку не бывает, оно порождается огнем двух сердец, чей свет озаряет совместную дорогу в будущее, которое казалось им уже близким и достижимым.

Так шли они по ночному городу и совсем не замечали, что все вокруг давно замерло в тоскливом ожидании. Где-то в ветвях дерева подала тревожный голос одинокая пичуга и обрывно смолкла. До рассвета еще было далеко, а ночь уже накапливала темноту, чтобы побороться с наступающим светом нового дня.

И в этой ночной тишине издалека, со стороны сонного моря, донесся слабый, но быстро набирающий силу звук моторов приближающихся к городу тяжелых самолетов. Звук нарастал и крепчал, был он странным, чужим, незнакомым, рокочуще надрывным, торопливо захлебывающимся, глухо завывающим, и слышалось в нем что-то угрожающее и холодящее душу.

Стелла и Алексей только вышли из Матросского сада и остановились, замерев и прислушиваясь. Они стояли на углу улицы около старинного красивого здания, выстроенного из белого камня, с большими окнам и вывеской «Аптека».

— Опять, наверное, учения? — спросила Сталина.

Алексей не успел ответить, тревожно удивленный незнакомым гулом самолетных моторов, а тишину ночи уже разорвали длинные гудки кораблей, в следующий момент, покрывая их, басовито и грозно подал свой мощный голос, как старший среди них по рангу, требовательный и властный гудок Севастопольского морского завода.

Громов насторожился и внутренне напрягся, еще не осознавая, но ощущая надвигающуюся опасность.

Он знал, что гудок морского завода, а в данный момент подкрепленный еще и голосистыми гудками кораблей, в экстренных случаях служит не только общим городским сигналом «воздушная тревога», а еще и боевым приказом для всех моряков, означающим команду «Большого сбора».

Минуту спустя, как по команде, весь город погрузился в темноту.

— Это не учения, — сказал Громов, не решаясь оставить Стеллу одну среди ночи и бежать к пристани, где должны уже стоять катера. — Самолеты не наши! Фашисты!

Ночное темное небо вспороли белые длинные лучи прожекторов, торопливо и гулко загремели зенитные батареи, донесся стрекот спаренных пулеметов, и тонкие нити трассирующих пуль устремились вверх. Громов как-то машинально поднял руку и посмотрел на подаренные командирские часы, фиксируя мысленно время: «Три часа тридцать пять минут». А в следующую минуту земля под ногами странно качнулась, где-то невдалеке, за Матросским садом, мелькнула короткая вспышка, и раздался оглушительный, как раскат грома, тяжелый взрыв.

— Бомбят!

— Алеша!.. Неужели… война?!

Город ожил. Из домов выбегали люди. Мимо Алексея и Стеллы, не обращая на них никакого внимания, двигались людские тени. В ночной темноте слышался топот, дробный стук сотен подкованных каблуков о каменную мостовую да урчание моторов редких автомашин. Прервав отпуска, увольнительные на воскресенье, тысячи людей в военной форме спешили в свои воинские части, торопились на пристани, чтобы на дежурных катерах быстрее добраться до своих кораблей.

— Все! — выдохнул Алексей. — Мне пора!

— Нет!

— Опаздываю!

— Нет!!

Стелла порывисто обхватила руками его за шею, прижалась всем телом, грудью к груди, щекою к его щеке. Своим древним бабьим чутьем она уже ощутила опасность, ту навалившуюся трагическую внезапность, которая одним махом перечеркнула их будущее, и с каждым взволнованным биением сердца все внутри у нее кричало одно: «Не пущу! Не пущу!! Не пущу!!!» Ей сейчас было все равно, что творится вокруг нее, и ничто в целом мире, никакие силы не могли оторвать ее от Алексея Громова.

4

— Алеша! Что бы ни случилось, мы будем навсегда вместе!..

Сталина растерянно стояла возле аптеки и, прижав к груди грамоты и коробку конфет, смотрела на спешно удаляющегося Алексея. По улице к пристани бежали и бежали моряки. Вдруг Алексей на мгновение остановился, поднял руку в прощальном взмахе и заторопился дальше, теряясь в общем потоке… Этот короткий прощальный взмах руки породил в ее душе теплоту надежды, а в ушах звучал его голос: «Стелла, береги себя! Береги! Вся наша жизнь еще впереди!»

Она повернулась и пошла по улице в город против заметно поредевшего потока торопливо спешащих к морю людей.

Чем ближе приближалась Сталина к своему дому, тем быстрее ускоряла шаги, а потом побежала. Там отец! Его она любила и гордилась им. И знала, что отец любит ее и гордится ее успехами. Он тоже военный моряк и, как все другие, должен быть на своем корабле! Тревожное чувство не проходило. Скорее, скорее! Она бежала по улице, не чувствуя ног, словно кто-то незримо подталкивал ее в спину. Скорее, скорее! И обжигающая мысль пронизывала насквозь. Успеет ли она? Нет, не успела.

Не увидела его прощального взгляда с ободряющей доброй улыбкою. Не услышала голоса, бодрого, командирски уверенного, чуть хрипловатого, родного и до боли знакомого с детства.

Опоздала. Не добежала каких-то полсотни метров. Увидела издалека, как от дома тяжело отъехал знакомый ей флотский крытый автобус, переполненный моряками, и стал быстро набирать скорость. Почему-то вспомнила, как на этом автобусе шумными компаниями выезжали на экскурсии, на веселые загородные гулянья…