Граф Орлов, техасский рейнджер - Евгений Костюченко

Поезд из Литл-Рока обычно здесь не останавливался. Эта станция даже не была указана в расписании, и билет капитану Орлову пришлось брать до конечной остановки, до самого Ван Бурена. Однако ему хорошо были знакомы порядки на приграничных железных дорогах. Расписание не может предусмотреть всего. Скажем, пройдет дождь и размоет полотно. Или на рельсах вдруг остановится стадо. Или какой-то шайке захочется проверить содержимое почтового вагона. На границе Арканзаса и Индейской Территории в середине восьмидесятых годов случалось много такого, что нарушало движение поездов.

Впрочем, капитан не надеялся ни на грабителей, ни, тем более, на погоду, — он просто договорился с машинистом. И поезд ровно на две минуты задержался у дощатой платформы с одинокой будкой кассы.

За кассой, прячась от солнца и ветра, сидел на корточках человек в пончо. Орлов остановился рядом, с самым внимательным видом разглядывая выгоревшее расписание.

— Вас и не узнать, — глухо пробубнил человек в пончо. — Чисто священник.

Орлов поглядел на свое отражение в пыльном стекле. Широкий черный плащ, черная шляпа, белая полоска воротника — да, в этом было что-то церковное. Капитан одевался в черное, когда хотел застраховаться от случайно встреченных знакомых. В обычной жизни он носил только светлые костюмы. Кроме того, под плащом можно было спрятать хоть черта с рогами.

— Продавец на месте? — спросил он.

— В салуне при отеле. Сказал, что будет ждать до вечера. Вы его легко узнаете. Сапоги красные, шляпа белая.

— Давно прибыл?

— Сошел утром с товарного. Только вот…

— Ну?

— У него попутчики. Двое.

— Сейчас они с ним?

— В том-то и дело.

Орлов ненадолго задумался. Договаривались встретиться один на один, без посторонних. Вообще, всякое нарушение условий встречи — достаточная причина, чтобы эту встречу отменить. Но сейчас не тот случай. Вещь, за которой приехал капитан, могла оказаться весьма ценной. Ради нее стоило рискнуть. Кроме того, ему страшно не хотелось даром потерять в этой дыре целый день, дожидаясь обратного поезда.

— Что за попутчики?

— Крутые ребята. Прошлась эта троица по улочке. Видели бы вы…. Даже куры попрятались. Всех как ветром сдуло.

Похоже, что ветер, который сдул население городка утром, продолжал неистовствовать. Орлов не встретил ни одного прохожего, пока добирался до салуна. Да и в салуне все столики были свободны, наводя на мысли о чуме, моровой язве или — что было ближе к действительности — о священном для этих краев времени сиесты.

Пианист, наигрывавший по наитию некое подобие вальса Штрауса, застыл с поднятыми руками, опасливо поглядывая на вошедшего. Ему часто приходилось сталкиваться с острой критикой своего искусства, о чем свидетельствовали многочисленные царапины, оставленные на инструменте метко кинутыми бутылками. Но капитан никаким образом не выразил свои музыкальные пристрастия, и в пустом салуне снова безнаказанно зазвучали кошмары венского леса.

Бармен потянулся было за бутылкой. Но, окинув гостя оценивающим взглядом, вместо бутылки снял с полки стакан и принялся полировать его полотенцем.

— Говорят, сегодня утром у вас поселился один мой приятель, — мягко произнес Орлов.

«Святой Петр тебе приятель», — читалось во взгляде бармена. Однако уста его хранили печать молчания.

— У него красные сапоги и белая шляпа, — продолжал Орлов. — Буду очень признателен, если вы подскажете, где он остановился.

На лице бармена возникла гримаса оскорбленной невинности.

Капитан Орлов предпочитал общаться на языке, который равно понятен обоим собеседникам. Поскольку бармен явно владел языком мимики и жестов, капитан крепко ухватил его за воротник, притянул к себе и посмотрел в глаза.

Иногда один взгляд может подействовать сильнее тысячи слов.

Если у бармена были подозрения относительно принадлежности гостя к поповскому племени, теперь они улетучились без следа. Оскорбленная невинность на его лице мгновенно уступила место неподдельному испугу, а глаза выразительно поднялись в направлении номера люкс на втором этаже, — как подниметесь, вторая дверь направо.

Капитан остался вполне удовлетворен тем, что прочитал в глазах бармена, его не мог ввести в заблуждение голос собеседника, в котором оскорбленная невинность прозвучала с удвоенной силой:

— Я не обязан отвечать, где кто находится!

Пианист, чутким слухом уловивший короткий диалог, невольно перешел от вальса Штрауса к традиционной кадрили, которую ему обычно приходилось наяривать по вечерам, заглушая шум скандала или потасовок. Музыка была как нельзя кстати: капитан поднимался по скрипучей лестнице, не опасаясь привлечь своими шагами преждевременное внимание постояльцев.

Он постучал в дверь и отошел в сторону. Человек, с которым ему предстояло встретиться, обладал расшатанной нервной системой. Больше всего страдали от этого те, кто имел неосторожность побеспокоить мистера Галлахера в неудачное время — он почти никогда не промахивался с трех шагов.

— Какого черта? — раздалось из-за двери.

— Я за товаром.

— Хо-хо! Бобби, впусти человека.

Дверь распахнулась, и на пороге показался бритоголовый детина в малиновом жилете поверх желтой рубахи. Его выпученные глаза уставились на капитана:

— Ты священник?

— Нет.

— А похож. — Его взгляд скользнул по черному плащу и остановился на саквояже. Детине, видимо, полагалось обыскивать входящих, но что-то удержало его на этот раз. — Ладно, заходи.

Рой Галлахер развалился в кресле, вытянув ноги на стол. На подоконнике сидел еще один его спутник, поглядывая на пустырь за отелем.

— Ну и дела, — насмешливо протянул Галлахер. — Мне говорили, что покупатель — человек серьезный. Но не настолько же. Я думал, придет кто-то вроде меня, а тут…. Послушайте, мистер, зачем вы связываетесь с оружием? Больших денег на нем не сделаете. Разве что собираетесь ограбить банк… Но в ваши годы поздно становиться на стезю порока. К тому же, для такой работы нужны совсем иные инструменты, а не то, за чем вы тащились сюда за сто пятьдесят миль. Так какого черта, а?

— Вам так важно это знать? — спросил Орлов, продолжая стоять в дверях.

— Еще бы! — Галлахер неожиданно вскочил с кресла и заходил по комнате, позванивая шпорами. — Еще бы не важно! Я же чую, тут кроется какая-то выгода! И мне важно знать — какая. А вдруг я упускаю шанс? Может быть, эта игрушка стоит не сотню баксов, а все пятьсот?

— Мы уже договорились о цене, — сухо ответил Орлов. — И я вынужден напомнить, что подобные игрушки продаются в магазинах не дороже тридцати долларов.