Религия - Тим Уиллокс Страница 12

Ампаро сказала:

— Ты ведь возьмешь меня с собой, правда? Если ты меня бросишь, я этого не перенесу.

Она задавала этот вопрос бесчисленное количество раз с тех пор, как они отправились в путь, но сейчас многое могло измениться. Позволит ли ей Старки? А Тангейзер? Первый раз за все время Карла ответила, не зная, сумеет ли сдержать обещание:

— Я никогда тебя не брошу.

И снова радость без улыбки залила светом лицо Ампаро, и снова воодушевление вырвалось наружу:

— Надень красное платье, — попросила она.

Она видела выражение лица Карлы.

— Да, именно красное платье, — настаивала Ампаро. — Ты должна его надеть.

Карла заказала это платье, пока они жили в Неаполе, по причине, которой она не могла понять даже по прошествии некоторого времени. Отрез шелка поразил ее: фантастического цвета, привезенный сюда из самого Самарканда через пустыню и море. Портной уловил отголосок этого цвета в ее глазах, он молитвенно сложил руки, мысленно увидев ее такой, какой она пока что не видела себя сама, он обещал ей, что этот шелк, соединившись со страстью, живущей в ее сердце, родит гармонию, при виде которой возвеселится каменный столп.

Получив через неделю платье, она ахнула, сердце застучало молотом, что-то похожее на панический страх сжало ей горло, словно она вспомнила о себе нечто такое, чего боялась больше всего на свете, что старалась забыть все это время. Когда она вышла из гардеробной, глаза Ампаро широко распахнулись и наполнились слезами. Когда Карла подошла к зеркалу, она увидела в нем женщину, которой не знала, которой не могло быть на свете. И хотя она сразу же согласилась, что у нее нет ничего красивее этой вещи, она понимала, что никогда не будет носить поразительное платье, потому что миг, в который она могла бы превратиться в женщину из зеркала, осмелилась бы стать ею, уже никогда не настанет. Платье было сшито для женщины в цвету, а ее весна и лето уже прошли. Платье лежало в сундуке, завернутое в материю, в том виде, в каком его прислал портной.

— До сих пор не представилось подходящего случая, — сказала Карла. — Сейчас уж точно не он.

— Но если не сейчас, то когда? — спросила Ампаро.

Карла заморгала и отвернулась. Ампаро продолжала убеждать:

— Если Тангейзеру суждено пройти по лезвию бритвы, ты должна ему соответствовать.

В ее словах была логика, но это была логика Ампаро.

— Каким бы замечательным он ни был, он уж точно не явится наряженным в алый шелк.

Ампаро выслушала ее и печально покачала головой.

— Ладно, хватит глупых фантазий, — сказал Карла. — Отправляйся, пожалуйста.

Она глядела вслед бегущей к дому Ампаро и гадала, каково это — жить, не зная страха. Не зная чувства вины и стыда. Так, как жила Ампаро. Карла ощутила намек на такую жизнь в то весеннее утро, когда они, совсем недавно, отправились из Аквитании на Сицилию. Две безумные женщины отправились в путь, который, как она понимала, им не суждено завершить. В то утро она чувствовала себя свободной, как ветер, развевающий ее волосы. Карла пошла обратно в дом. Она дошла до домашней часовни, перебирая четки, помолилась, чтобы Ампаро все удалось. Если Ампаро вернется из «Оракула» одна, их поход будет окончен.

* * *

Вторник, 15 мая 1565 года

Таверна «Оракул», Мессина, Сицилия

Резкий белый свет и ароматы гавани, приправленные запашком сточной канавы, просачивались сквозь двери складского помещения, где собралась разношерстная толпа. Здесь были представители разных наций, разных классов, от преступников до военных, но все они были одинаково взволнованы. Мелкие воришки, моряки, контрабандисты, солдаты, bravi, [22]художники и грабители собрались вокруг столов на грубо сколоченных козлах, со вкусом просаживая денежки на презренные радости желудка. Болтали, как всегда, о неминуемом вторжении мусульман на Мальту, о жестокостях турок, об их разврате, о мусульманском изуверстве. Их невежество во всех этих вопросах было бесконечным, но, пока они продолжали платить за выпивку, Тангейзеру было не на что жаловаться. Он собирался извлечь выгоду из этой войны, кто бы ни оказался победителем, поэтому сохранял полное спокойствие, подобающее мудрецу, сосредоточив все свое внимание на традиционно позднем завтраке: сегодня это была невероятно вкусная кровяная колбаса от бенедиктинцев, которую он запивал молодым красным вином, приготовленным ими же.

Его торс заполнял всю спинку массивного орехового кресла, обитого потертой зеленой кожей и украшенного золотой пластиной с девизом «Usque ad finem». [23]Кресло называлось «троном Тангейзера», и хорошая взбучка с последующим быстрым полетом в вонючую канаву ожидала любого посетителя, набравшегося настолько, чтобы вообразить, будто он может посидеть в нем. Тангейзер лишь недавно стал человеком зажиточным и дельцом, прежде он жил совсем иной жизнью, но бывший янычар чувствовал, что новое занятие прекрасно подходит ему, и он отдался ему всей душой. Так было со всеми предприятиями, в которых ему приходилось участвовать.

Таверна существовала будто бы сама по себе, отдельно от передней части склада, где Тангейзер вел дела, связанные с продажей оружия. Стол, за которым он ел, стоял в алькове среди бочонков на подставках, откуда он мог наблюдать за всем помещением. Этот альков был завешан пестрыми коврами из экзотических стран, отчего вся его контора приобретала вид караван-сарая. На столе стояли сломанные часы из Праги (он собирался починить механизм, поставив детали, сделанные собственноручно); рядом с часами уместилась медная астролябия, с помощью которой можно вычислять местоположение небесных тел, — пользоваться ею научил его сам профессор Мауролико; а по сторонам от этих приборов громоздились стопками книги странного содержания на множестве разных языков (не все из которых, надо признать честно, Тангейзер понимал); из некоторых книг, будучи навеселе, Тангейзер декламировал на турецком газели Физули [24]и Баки. [25]Еще в его библиотеке имелся запретный перевод Нового Завета, сделанный Бруциоли, [26]из-за которого его автор закончил жизнь в застенках инквизиции, трактаты Раймонда Луллия [27]и Тритемиуса Спонгеймского [28]и книги по природной магии, где излагались мнения философов древности и причины удивительных превращений. В окружении всех этих странных предметов Тангейзер, с огромными ручищами, покрытыми языческими татуировками, со шрамами на лице, с медными волосами и глазами цвета небесной лазури, казался своим знакомым неким Могулом из какой-нибудь далекой сказочной земли, и он не возражал, потому что в загадочности заключалась сила, а в силе заключалось его собственное понимание свободы.