Кровавые скалы - Джеймс Джексон Страница 10

— Я солдат.

— А я дочь одного из старейших родов Мальты. Мой брат и овдовевший отец остаются. Я же останусь с ними, моим народом и защитниками Мальты.

Кристиан был благодарен ей за эти слова и за те редкие, брошенные украдкой взгляды, которыми они обменивались среди лесов и трав окрестных деревень. Мария была не миражом, но плотью и кровью, средоточием внутреннего света и телесного совершенства. Ее красота была столь притягательна, что от нее захватывало дух.

Присев, Кристиан взял бутыль и наполнил из родника. Он лишь искал повод задержаться, продлить мгновение. Мария наблюдала за ним с усмешкой.

— Бойцовый петух на коленях. Редкостное зрелище.

— Которое может не повториться. — Гарди передал сосуд девушке. — Я опаздываю к губернатору.

— Вы найдете его в компании моего отца.

— Выходит, сегодня день для дел семейных.

Кристиан поклонился, коснувшись губами руки Марии.

— Мой отец вовсе не изверг, месье Гарди. Он заботится об острове и своем городе.

— И я тоже.

Кристиан запрыгнул в седло и развернул Гелиоса.

— Надеюсь увидеть вас вновь, миледи.

— Несомненно, так и случится.

Сотрясая гривой и хлопая хвостом, конь направился к воротам Мдины. Гарди обернулся, коротко взглянув на склон. Мария смотрела ему вслед.

— Еще одно отребье нелегкая принесла.

Это колкое замечание должно было ранить. Отец Марии — обеспокоенный старик, дряхлеющий очевидец упадка собственной семьи — одарил Кристиана сердитым взглядом. Изменилась внешне и Мдина, некогда нареченная Тихим Городом. Подобно Биргу, ее переполнял шум людской толпы и звуки трудившихся ремесленников, а тенистые улицы стали прибежищем тех, кто готовился к осаде. Здесь же, в прохладе этого внутреннего дворика, лишь губернатор Мескита, Анри де Ла Валетт и припозднившийся Кристиан Гарди мирились с гневом хромого мальтийского дворянина.

Гарди не утратил самообладания.

— Это вы обо мне? Даже отребье способно заслужить спасение, сир.

— Или продолжать бездельничать и грабить. Как и все вы. Как всякий рыцарь, ступивший на наш остров. — Престарелый аристократ ударил тростью о мостовую. — Что полезного вы для нас сделали? Какую еще напасть навлекли на наши головы?

Анри был опечален.

— Мы защищаем веру, сир.

— Вы защищаете свои привилегии, форты и укрепления в Большой гавани. А стены Мдины придется охранять разве что женщинам и детям.

— Великий магистр убежден, что осада начнется с другой стороны.

— Весьма удобно для Ла Валетта. А если он ошибается? И турки решат прежде истребить нас?

— Все мы в руках Господа.

— Надеюсь, Он проявит больше милосердия и мудрости, чем орден, во власти которого мы были целых тридцать пять лет.

— В ополчение вступило около четырех тысяч человек, месье. — От злости щеки губернатора покрылись пятнами. — Они стоят плечом к плечу с рыцарями на стенах Сенглеа и Биргу и верят в справедливость своего дела.

— Справедливость? Куда подевалась справедливость, когда над нами нависла угроза?

— Нам угрожает один захватчик.

— Ты, португальский рыцарь из чужого ордена, пытаешься говорить о захватчиках. Похоже, один захватчик порождает другого. — Слезящиеся злобные глаза вновь устремились на Анри. — И ты, племянник Ла Валетта, посланец и палач, оставивший наш город без охраны.

— Я выполняю свой долг.

— А я выполняю свой. У меня есть сын и дочь. Неужели им суждено погибнуть зря? Неужто мой народ перережут или угонят в рабство из-за тщеславия и гордости всеми забытых крестоносцев?

— Выбирайте выражения, сир. — Терпение губернатора лопнуло.

— И не подумаю. — Старик источал презрение. — Более того, вы привели сюда этого англичанина, необузданного дикаря, который руководит набегами на османские корабли и вынуждает султана пойти войной. Он навлек на нас эту напасть.

— Вы приписываете мне слишком многое, — произнес Гарди, поклонившись.

— Я проклинаю тебя всем сердцем и всей душой.

Даже отребье способно заслужить спасение. Ему следовало бы выразить признательность этому озлобленному старику, поблагодарить его за то, что он дал миру такую дочь. Пока остальные размышляли над грядущей битвой, Кристиан мог думать о ней. Мария была особой причиной, побуждавшей сражаться.

Где-то неподалеку возникли беспорядки, и напряженную тишину внутреннего двора нарушил какой-то отдаленный шум. С улиц эхом доносились крики. Затем послышался возбужденный гул людских голосов и возмущенный ропот толпы, протестующие возгласы стражи, треск дверей.

Губернатор закатил глаза:

— Снова фра Роберто.

В подтверждение сказанного возник Юбер, который, на бегу хватая ртом воздух и задыхаясь, хриплым перепуганным голосом сообщил следующую весть:

— Кристиан, Анри. Священник в Мдине. Он неуправляем.

— Он всегда таков. — На губах губернатора появилась слабая вымученная улыба. — Желаю вам удачи, господа.

Анри поклонился.

— Нас всего трое, чтобы вернуть его в Биргу, губернатор Мескита.

— Вернуть? Сначала вам придется его задержать.

Отец Марии покачал головой, а на его лице застыло выражение упрека.

— Вот видите! Ваши священники пренебрегают нашими законами и попирают их. Что уж говорить об остальных членах ордена?

На этот вопрос ответил Гарди:

— Они проявят себя в бою, сир.

Фра Роберто был в городе. Этот бородатый исполин в изорванных одеждах затеял драку, обыкновенную пьяную драку: двоих солдат с треском опустил на бочку с дождевой водой, а третьего швырнул в стену. Поединок был неравный, и победитель с важным видом маршировал, пританцовывал и бил себя в грудь, удивленно глядя на ошеломленных зевак. Двое крепких парней из числа местных жителей кинулись на него и были отброшены в сторону. Другой, вооружившись дубиной, напал на святого отца и, получив удар кулаком, растянулся на земле. Не успев приземлиться, он был благословлен. Священник продолжал свой непредсказуемый путь по кругу, рыком вызывая кого-то на бой, бормоча ругательства и вознося молитвы. Иногда он спотыкался, но тут же восстанавливал равновесие. Временами фра Роберто шел неуверенно, покачиваясь и маневрируя, колотя невидимого противника и вышагивая с напыщенно задранной головой. Он был рад любому смельчаку. Казалось, святой отец и вовсе не чувствовал чужих ударов.

— Довольно!

Фра Роберто резко развернулся посмотреть, кто посмел его потревожить, и тут же в лицо ему плеснули водой. Сбитый с толку, он заморгал, отирая слезящиеся глаза и сотрясая слипшимися волосами. Перед ним маячило острие меча.