Трансформация войны - Мартин ван Кревельд Страница 68

Возможно, самым важным качеством, которым необходимо обладать сильной стороне, сражающейся против более слабого противника, является самоконтроль; и действительно, способность не отвечать на провокации, сохраняя при этом голову на плечах и воздерживаясь от слишком бурной реакции, играющей на руку противнику, сама по себе наилучшее возможное свидетельство хорошего самоконтроля. Необходимо добровольно ослабить и даже разоружить свои силы с тем, чтобы встретиться с противником примерно на равных, подобно тому, как рыболов-спортсмен предпочитает пользоваться удочкой и крючком, а не полагаться на динамит. Хорошим примером могут служить британские войска, которые воюют и несут потери в Северной Ирландии последние двадцать лет. В данный момент война против Ирландской республиканской армии очень тяжело дается британским войскам; не обходится дело и без эксцессов. Однако благодаря жесткой дисциплине и тщательной боевой подготовке — которые, по преимуществу, являются характерными чертами профессионализма, — британской армии удается довольно хорошо держать себя в конфликте. Она никогда не прибегала к неизбирательным актам насилия или массовым расправам, а также никогда не применяла тяжелое оружие. Благодаря этому основная часть населения от нее не отвернулась. Проводя операции в стране, которая тем или иным образом сталкивается с проблемами вот уже на протяжении восьми столетий, британские войска, может быть, и не смогут одержать победу, но, как бы там ни было, вовсе не обязательно потерпят поражение.

Когда у сильной стороны отсутствует железный самоконтроль и она вынуждена сражаться со слабым противником на протяжении сколько-нибудь существенного периода времени, сильная сторона обязательно будет нарушать собственные уставы и совершать преступления — какие-то неумышленно, а какие-то и намеренно. Вынужденная идти на обман, чтобы скрыть свои преступления, она обнаружит, что система военной юстиции подорвана, процесс управления войсками деформирован, а у ее ног разверзлась бездна недоверия. В данной ситуации не существует ни героев, ни преступников, а есть только жертвы: тех, кого боги хотят наказать, они в первую очередь лишают зрения. Описанным выше процессам настолько трудно противостоять, что те, кто оказались охваченными ими, могут так никогда и не оправиться от их последствий. В итоге единственным способом возродить способность страны вести войну может стать роспуск существующих вооруженных сил и создание на их месте новых, что, в свою очередь, может с большой вероятностью потребовать того или иного рода политической революции.

Армия, которая потерпела поражение от руки сильного противника, может вынашивать план мести и ждать удобного случая для реванша. Именно это предприняла прусская армия после 1806 г., французская — после 1871 г. и немецкая — после 1918 г. Однако если хоть раз войска были побеждены слабым противником, их уверенность в себе пошатнется и они будут опасаться повторения этого опыта; они то и дело будут искать предлог, чтобы не вступать в бой. Столкнувшись с настоящим противником, т. е. с таким же сильным или еще сильнее, чем они сами, — вооруженные силы, привыкшие «сражаться» со слабым противником, почти наверняка сломаются и обратятся в бегство, как это случилось с аргентинской армией во время Фолклендской войны. Таким образом, вероятно, не будет преувеличением сказать, что вооруженные силы США так и не оставили в прошлом Вьетнам до тех пор, пока в связи с разразившимся кризисом в Персидском заливе им не представилась походящая возможность некоего реванша, которую было бы жалко упустить. Точно так же вызывает сомнение, что советские войска после своей неудачи в Афганистане когда-нибудь смогут вести войну за пределами своей территории. В данный момент ситуация выглядит таким образом, что у них и без того слишком много забот — они пытаются не допустить дезинтеграции своего собственного общества.

Мы подробно останавливаемся на такой «скользкой» теме, как соотношение добра и зла, поскольку вопросы этики не только имеют прямое отношение к войне, но находятся в самом ее центре. Взаимоотношения между силой и слабостью и моральные дилеммы, которые из них следуют, вероятно, наилучшим образом объясняют причину, по которой в течение последних десятилетий современные армии по обе стороны от «железного занавеса» действовали столь неэффективно, участвуя в конфликтах низкой интенсивности. В конце концов, колониальные бунты по определению были уделом угнетенных и слабых. Часто повстанцев едва ли даже считали людьми и называли такими словами, как «гук» (Вьетнам), «кафр» [61](Родезия) или «арабуш» [62](Израиль). Соответственно конфликт низкой интенсивности может рассматриваться как своего рода месть этих народов. Отказываясь играть по правилам, которые установили для своего удобства «цивилизованные» страны, они изобрели собственную форму войны и начали ее экспорт. Поскольку правила существуют главным образом в умах, будучи однажды нарушенными, они потом могут быть восстановлены лишь с большим трудом. Хотя почти каждый день в мире происходят террористические акты, по всей видимости, этот процесс только начался, и надежда на то, что его удастся победить или хотя бы сдерживать, крайне призрачна.