Трансформация войны - Мартин ван Кревельд Страница 67

Малым и слабым силам, противостоящим большому и сильному противнику, требуется очень крепкий боевой дух, чтобы компенсировать свои недостатки в других отношениях. Однако поскольку выживание в такой ситуации уже само по себе большой подвиг, этот боевой дух будет укрепляться с каждой победой, даже небольшой. Напротив, мощные вооруженные силы, сражающиеся со слабым противником в течение более или менее продолжительного времени, почти наверняка столкнутся с падением боевого духа, ведь ничто не бывает столь бесплодным, как бесконечная череда побед, которые нужно повторять снова и снова. Отдавая себе отчет в существовании этой проблемы, такие армии часто старались компенсировать солдатам психологический дискомфорт снабжением тех мелкими предметами личного потребления; вспомним пиво со льдом, которое доставляли на вертолетах американским подразделениям, сражавшимся во вьетнамских джунглях, и еще более нелепый пример с передвижными банками, которые сопровождали израильские войска в Ливане. Однако никакие блага не могут перевесить тот неумолимый факт, что борьба со слабым противником унижает того, кто ее ведет, и, таким образом, лишает оснований саму цель этой борьбы. Тот, кто уступает слабому сопернику, — проигрывает; и тот, кто одерживает победу над ним, — тоже проигрывает. В таком предприятии не может быть ни выгоды, ни чести. Если действия по подавлению явно слабого противника повторяются достаточно регулярно, то с неизбежностью смены дня и ночи настает момент, когда все это военное предприятие терпит крах.

Еще одна очень важная причина того, почему с течением времени сильная и слабая стороны уподобляются друг другу и даже меняются местами, кроется в том, что две стороны находятся в разном положении с моральной точки зрения. Нет такой границы, которую нельзя было бы переступить в случае крайней нужды. Отсюда следует, что тот, кто слаб, может пойти на все, прибегнуть к самым коварным методам и совершить любую жестокость, не лишаясь при этом политической поддержки и, что еще более важно, не вступая в компромисс со своими собственными моральными принципами. Напротив, почти все, что делает (или не делает) сильный, в каком-то смысле ненужно, излишне, а потому жестоко. Для сильного единственным выходом будет одержать быструю победу, дабы избежать худших последствий собственной жестокости; единичный акт беспощадной жестокости в итоге может оказаться более милосердным, чем продолжительное ее сдерживание. Ужасный конец лучше, чем бесконечный ужас, и вдобавок такая тактика намного эффективнее. Представьте себе в порядке аналогии ситуацию с кошкой и мышью. Размеры мыши не позволяют ей мучить кота, хотя она способна довести его до безумия, но это совсем другое дело. Поэтому кот должен сразу убить мышь. Если он этого не сделает — из-за его внушительного размера и силы его действия будут выглядеть излишними, а следовательно, жестокими.

Поскольку ни о коте, ни о мыши нельзя сказать, что они руководствуются моралью и совестью, все это относится к людям независимо от того, на чьей стороне объективная справедливость. Что еще важнее, вопрос о том, кто прав, а кто не прав, в большой степени зависит от соотношения сил. Начиная со времен Троянской войны, легенды, сложенные об исторически существовавших военных организациях, таких, как, например, Армия Северной Вирджинии и Германский африканский корпус, являются красноречивым свидетельством одной истины: не правое дело делает войну «хорошей», а наоборот, «хорошая» война делает дело правым, особенно в ретроспективе. Если Гектор выглядит самым человечным и привлекательным из всех главных героев Гомера — пожалуй, он единственный, в отношении кого никогда не употреблялись жесткие эпитеты, — то это потому, что, командуя слабыми и обреченными на поражение, он попросту не мог не быть именно таким. В наше время на каждую работу, написанную о Монтгомери или Гранте, приходится несколько работ о Роммеле и Ли. Хорошая война, как и хорошая игра, уже по определению является войной, ведущейся против соперника, который, по крайней мере, так же силен, а в идеале даже сильнее, чем ты сам.

Войска, которые не верят в правоту своего дела, в конце концов, откажутся воевать. Поскольку бороться со слабыми уже низость, с течением времени последствия такой борьбы непременно поставят сильную сторону в невыносимое положение. Постоянно подвергаясь провокациям, они виноваты, если действуют, и так же виноваты, если бездействуют. Если они не отвечают на непрерывное провоцирование — тогда, вероятно, их боевой дух будет сломлен, потому что пассивное ожидание самая трудная игра из всех. Если же они будут наносить ответные удары, сама слабость противника автоматически означает, что они опустились до жестокости и, поскольку большинство людей по натуре не могут долгое время быть садистами, в конце концов они сами себя возненавидят. Ненависть к самим себе легко приведет их как войско к распаду, мятежу и капитуляции. Солдаты сожгут свои военные билеты, сбегут из страны, сядут в тюрьму, начнут употреблять наркотики, даже прикончат своего командира или совершат самоубийство — сделают все, что угодно, лишь бы избежать унижения, которое неизбежно сопровождает сильного в борьбе против слабого противника. Тех же, кто все-таки сражается, вряд ли ожидает лучшая участь: возвратившись с «поля боя», они обнаружат, что к ним относятся как к изгоям, а не как к героям. Такой исход неизбежен. Часто вывод войск, как это было во Вьетнаме, единственная альтернатива полному краху.

Поскольку сама борьба со слабым противником провоцирует эксцессы, на самом деле она и есть эксцесс, она обязывает сильную сторону установить внутренний контроль — в форме законов, уставов и правил применения силы. Например, в штаб-квартире генерала Уэстморленда разработали определенные правила ведения боевых действий, включая тактические удары с воздуха, артиллерийский огонь и огонь по наземным целям. Инструкции раздавали войскам по прибытии в страну, а потом каждые полгода в них вносили необходимые поправки. Проводя операции в условиях сложного городского рельефа, израильские войска, воюющие против интифады, подчинялись еще более запутанным правилам. Оружие нельзя было применять, кроме как в случае получения прямого приказа, в определенных обстоятельствах и только по определенным видам целей. Приказом-инструкцией предписывалось, в кого можно было выстрелить, с какого расстояния и какой пулей; фактически получалось, что для того, чтобы отреагировать на коктейль Молотова, брошенный в солдата, тому необходимо было сначала открыть книгу и прочитать соответствующий параграф. Совокупный эффект такой регламентации состоял в деморализации войск, которые лишались возможности действовать свободно и проявлять собственную инициативу. Такого рода уставы противоречат разумной командной практике в случае точного следования им и подрывают дисциплину в случае их несоблюдения. Отсюда актуальность изречения Клаузевица, которое находит свое подтверждение в каждом конфликте низкой интенсивности, произошедшем после Второй мировой войны: регулярные войска, противостоящие Volkskrieg [60], подобны роботам, борющимся с живыми людьми.

Меч, опущенный в соленую воду, покрывается ржавчиной. Сколько времени на это уйдет, зависит от обстоятельств. Профессиональная армия, изолированная от остального общества, тщательно обученная и привыкшая к сражениям как образу жизни, вероятно, будет более стойкой, чем армия, состоящая из призывников, особенно если они меняются каждый год. Дисциплина, сама по себе атрибут профессионализма, многого стоит. Контроль над каналами информации, как внутренними, так и внешними, тоже может принести известную пользу. Тщательно контролируя информацию и ведя выборочную цензуру, можно предотвратить такую ситуацию, когда кровавые бесчинства — повторимся, почти все действия сильной стороны против слабой считаются кровавыми бесчинствами — станут достоянием гласности на родине. Время, когда народ осудит войну и тех, кто за нее ответственен, можно отсрочить, но не до бесконечности. В долгосрочной перспективе такой контроль окажется контрпродуктивным — когда войска, гражданские лица и представители нейтральной стороны наконец перестанут верить в то, что им говорят. В этот момент они будут либо искать альтернативную информацию, либо начнут придумывать ее сами.