Преступления США. Americrimes. Геноцид, экоцид, психоцид, как принципы доминирования - Максим Акимов Страница 68

А ведь в описываемый мной период середины сороковых годов можно вспомнить немало борцов за судьбы русских, к примеру, американского танкового генерала Паттона. Он истерически требовал не останавливаться на Эльбе, а не мешкая двигать войска США через Польшу и Украину к Сталинграду, дабы закончить войну там, где потерпел поражение Гитлер. Сей Паттон называл русских «потомками Чингисхана». Черчилль, в свою очередь, тоже не отличался щепетильностью в выражениях. Советские люди шли у него за «варваров» и «диких обезьян». Короче, «теория недочеловеков» не была немецкой монополией.

Но в самый разгар разработки плана «Немыслимое» англичане и американцы с удивлением узнают, что маршал Жуков по приказу Сталина буквально за день до планируемого начала войны внезапно изменил дислокацию войск. Это было решающим фактором, сдвинувшим чашу весов истории — приказ войскам англосаксов отдан не был. Взятие считавшегося неприступным Берлина показало мощь Советской армии, и военные эксперты врага склонились к тому, чтобы отменить нападение на СССР, поскольку его успех был не только неочевиден, но почти нереален, пока у руля находился Сталин.

Дело в том, что Сталин тщательно отслеживал ситуацию и, получив сведения от разведчиков, в том числе от членов так называемой «Кембриджской пятерки», отдал Жукову приказ перегруппировать военные силы, укрепить оборону и детально изучить дислокацию войск западных союзников.

Но все это стало возможно благодаря тому, что мы взяли Берлин. Берлинская операция стоила нам больших жертв, потому впоследствии, особенно в перестроечные и постперестроечные времена, находилось немало критиков-умников, которые заявляли о том, что Берлин можно было бы вообще не брать или, по крайней мере, повременить с этим. На самом же деле промедление было смерти подобно, союзники только и ждали, чтоб русские дали слабину, промедлили, продемонстрировали свою усталость и истощенность, именно на этот фактор и был рассчитал план «Немыслимое». К тому же на Сталина и на наших военных старались подействовать методом психологического подавления, союзники всячески стремились доказать нам свое превосходство в воздухе, продемонстрировать то, как легко они смогут стереть с лица земли наши города, надеялись посеять панику или, по крайней мере, опаску, надеялись «прощупать нас», и коль мы хоть чуть дали бы эту слабину, они тут же набросились бы, начали спланированную операцию, перебросили на новый фронт немецкие дивизии, вооружили бы венгров и поляков, а главное, начали массированные бомбардировки наших городов, принялись бы уничтожать все то, что чудом уцелело от немецкого нашествия.

Вспомним, ялтинская конференция союзников закончилась 11 февраля. В первой половине 12 февраля гости улетели по домам. В Крыму, между прочим, было условлено, что авиация трех держав будет в своих операциях придерживаться определенных линий разграничения. А в ночь с 12 на 13 февраля бомбардировщики западных союзников стерли с лица земли Дрезден, затем прошлись по основным предприятиям в Чехословакии, в будущей советской зоне оккупации Германии, чтобы заводы не достались нам целыми. В 1941 году Сталин предлагал англичанам и американцам разбомбить, используя крымские аэродромы, нефтепромыслы в Плоешти (Румыния). Нет, их тогда трогать не стали. Они подверглись налетам в 1944 году, когда к главному центру нефтедобычи, всю войну снабжавшему Германию горючим, приблизились советские войска [158].

И теперь, весной сорок пятого, буквально на глазах русских «союзники» бомбили, бомбили, бомбили, старались наводить ужас, нисколько не смущаясь огромным количеством жертв среди мирного населения.

Тогда Сталин, сведя все воедино, решил: «Вы показываете, что может ваша авиация, а я вам покажу, что мы можем на земле». Он продемонстрировал ударную огневую мощь наших вооруженных сил для того, чтобы ни у Черчилля, ни у Эйзенхауэра, ни у Маршалла, ни у Паттона, ни у кого другого не появлялось желание воевать с СССР. За решимостью советской стороны взять Берлин и выйти на линии разграничения, как они были обозначены в Ялте, стояла архиважная задача — предотвратить авантюру британского лидера с осуществлением плана «Немыслимое», то есть перерастание Второй мировой войны в третью. Случись это — жертв было бы в тысячи и тысячи раз больше! [159]

Несомненно одно: сражение за Берлин отрезвило многие лихие головы и тем самым выполнило свое политическое, психологическое и военное назначение. А голов на Западе, одурманенных сравнительно легким, по весне сорок пятого года, успехом, было хоть отбавляй.

Хотя, разумеется, вынужденные спасовать перед Сталиным и Советской Россией, американцы лихорадочно принялись изыскивать иные способы подавить и уничтожить фактор Москвы, они задумывают и прорабатывают даже планы ядерного удара (о нем я подробно расскажу в следующей главе), то есть не отказываются-таки от силового уничтожения Советского Союза, но параллельно с этим начинают, вернее, интенсифицируют провокации на идеологическом и политическом фронте, к которым, в частности, относятся уже упомянутые мной очернительские мифы о советских солдатах и многое другое, формируют новый «фронт».

Этот фронт характеризуется военными провокациями и агрессиями «показательного характера», которые совершались с тем, чтоб «показать и доказать» нечто Советской России либо что-то у нее отобрать, уязвить ее, унизить, заставить отступить. Если в течение предыдущей истории США и Англия начинали несправедливые войны и агрессии, главным образом, преследуя две цели — нажиться и расширить «сферу влияния», то теперь появилась дополнительная и более манкая цель — «доказать и показать» нечто России, победить победителя. И американскому «подростку» эта цель кружила голову, он рвался доказать, что сможет безнаказанно унижать заслуженного ветерана, демонстрировал полнейший нравственный нигилизм, доходящий до вырожденчества, то есть делал все то же, чем занялся бы любой желторотый юнец, не получивший воспитания и знаний о человеческой совести и порядочности, но раздобывший автомат и вышедший на улицы беспокойного города.

Хронологию «холодной войны» я почти никогда не отсчитываю с формального ее объявления, то есть с пресловутой «Фултонской речи». Злобный треп Черчилля, его агрессивное «ату» было лишь одним из многих ругательных выпадов, разве что чуть более звонким, чем прочие, но оно не явило собой новшества, хотя и заставило многих людей, живущих в восточном полушарии, отбросить последние иллюзии, избавиться от надежд на то, что остатки совести у США и Англии еще сохраняются. Но о категориях честности и морали просто смешно упоминать, коль мы рассуждаем о Черчилле и Трумэне. Дату начала «холодной войны» можно выделить лишь условно, ведь провокации, которым суждено будет стать основными орудиями этой «войны», направляемыми против Советского Союза, осуществлялись сплошной чередой и до Великой Войны, и после нее, вернее, не дожидаясь ее окончательного завершения.

Сама война немного приостановила, поумерила запал американцев и англичан, зараженных манией уничтожить Россию, ведь «предательство» Гитлера слегка шокировало англосаксов. В англосаксонских элитах были уверены, что Гитлер двинет свою мощь лишь на восток, не станет воевать против запада, а когда поняли, что гитлеризм, выращенный самим западом, причем при непосредственном и деятельном участии англосаксов, являет собой чудовище, запросто способное уничтожить Англию, а возможно, и США, то вынуждены были стать на сторону СССР, на сторону Сталина.