Кого будем защищать - Сергей Кара-Мурза Страница 57

В конце XIX века европейский мир погрузился в кризис. Менялась картина мира, иссякло христианское представление о человеке, господствовал социал-дарвинизм и пессимизм Ницше — «Бог умер!». В политике — империализм и культ силы, в искусстве — декадентство и мистика. А Достоевский сказал странную фразу: «Красота спасет мир». Блаженная мысль? По трезвому расчету, да. И в то же время много в ней верного, если не понимать ее буквально. В ней надежда на то, что в последний момент невидимые и слабые силы поддержат человека, не дадут ему упасть.

Сейчас положение хуже, красоте явно не справиться. Но вспомним и другие невидимые и слабые силы. Вместе они были бы для нас большой опорой. Но подлецы это как будто предвидели и начали загодя вытравлять их из общественного пространства, сживать со света. Но вспомнить о них надо, что-то ведь осталось. Есть такая вещь, которая когда-то была привычной и обыденной, — благородство. Теперь о нем говорить не принято, это вещь чуть ли не реакционная. Благородство укрылось на уровне личности, в виде совести, которая редко выглядывает наружу, а грызет человека ночью. Но о совести говорить не будем, это сущность тайная. Скажем о простой, внешней скорлупе благородства — элементарных нормах общественных отношений, о приличиях, без которых невозможен даже минимальный порядок.

Здесь с момента краха советской мировоззренческой системы, подкрепленной военным потенциалом СССР, наблюдается поразительно быстрая и глубокая деградация. Просто распад. Похоже, что Запад к этому давно тяготел, да «двухполюсная» структура мира не позволяла расслабиться. Ибо подлость хотя бы словесно называлась своим именем, а в крайних случаях порицалась и делом (хотя бы поставкой ракет ПВО).

Когда в 1989 г. Горбачев подписал капитуляцию, процесс резко ускорился. В «однополярном» мире, который поспешил устроить Запад, роль судьи, жандарма и даже палача была возложена на США. В 1989 г. они пустили пробный шар — совершили военное нападение на Панаму и убили 7 тыс. мирных жителей. Предлог был нелепым — они, мол, хотели арестовать президента Панамы Норьегу по подозрению в том, что он торгует наркотиками. Администрации США, конечно, ничего не стоило сначала организовать суд, признать виновность Норьеги, а затем ловить его уже в соответствии с решением суда. Но им надо было продемонстрировать свой наглый отказ от норм права и традиционной морали — подавить мир подлостью.

Я в тот момент был в Испании, и два видных человека в разных концах страны сказали мне буквально одну и ту же фразу: «Если Советский Союз падет, Запад оскотинится». Это были люди из крупной буржуазии, из правых консервативных кругов (но любящие Россию и СССР). Их волновала не политика и не социальные последствия краха СССР (об этом говорили как раз левые). Они переживали за судьбу Запада как цивилизации, за судьбу либеральных идей и наследие Великой Французской революции. Вызревающая тяга Запада к скотству была для них трагедией.

Так и вышло, Запад в этом смысле покатился вниз, а из России вместо поддержки его подталкивали Горбачев и Ельцин. «Буря в пустыне» еще вызвала в Европе шок. Когда победу праздновали в Нью-Йорке, репортажи европейских газет о вакханалии этого праздника были полны омерзения. Без комментариев публиковались и данные о потерях мирного населения в Ираке.

Комиссия медиков Гарвардского университета по поручению ООН изучала в сентябре 1991 г. последствия бомбардировок Ирака. В результате бомбардировок смертность детей в возрасте до пяти лет возросла на 380%, и более 100 тыс. детей должны были умереть сразу после работы комиссии из-за отсутствия детского питания (как сказано, были уже необратимо «подготовлены» к смерти). Из-за разрушения инфраструктуры (водопроводов, электростанций, мостов и т.д.) в 1991 г. умерли 170 тыс. детей. Комиссия констатировала: «Ирак на долгие годы возвращен в доиндустриальную эру, но с грузом всех проблем постиндустриальной зависимости от обеспечения энергией и технологией».

А из России Горбачев заявил, что это «положительный опыт». Он назвал эти бомбардировки «наказанием, решение о котором было принято коллективно и законно». Какая подлость! Никогда ООН не давала разрешения на наказание, она имеет право разрешить только отпор агрессии, что совершенно не одно и то же.

Через год после Ирака США вторглись «возвращать надежду» в Сомали. Там поначалу их действия снимались на пленку, как телеспектакль. В январе морские пехотинцы атаковали «группу партизан» в Могадишо. Диктор телевидения сказал с гордостью, что «огневое превосходство американских войск было подавляющим». На деле «партизаны» не произвели ни одного выстрела и подняли белую тряпку. И мы видим на экране, как рослые американцы ведут плененные противников — нескольких дистрофиков, половина на костылях. И диктор добавляет с тонкой иронией: «Похоже, что сомалийцам не понравилась атака американских войск, ибо голодающие дети стали кидать камни в грузовики, везущие им гуманитарную помощь». И показывают детей-скелетов, из последних сил кидающих камни в американские грузовики, которые везут им еду. Тогда еще возмущались низостью этих телевизионных репортажей.

У нас же еще сохранялись иные стандарты. Вот парный случай, преломленный в разных культурах. В 1983 г. южнокорейский самолет углубился на 500 км в воздушное пространство СССР и пересек его с севера на юг, активизировав всю систему ПВО. После многих предупреждений он был сбит. В СССР это вызвало тяжелое чувство — гибель пассажиров есть трагедия, и ее переживали. На Западе СССР за это был назван «империей зла». В 1988 г. военный корабль США «Винсенс» в Персидском заливе среди бела дня сбил ракетой иранский самолет с 290 пассажирами на борту. Самолет только что поднялся в воздух и находился еще над иранскими водами.

Когда корабль «Винсенс» вернулся на базу в Калифорнии, огромная ликующая толпа встречала его со знаменами и воздушными шарами, духовой оркестр ВМФ играл на набережной марши, а с самого корабля из динамиков, включенных на полную мощность, неслась бравурная музыка. Стоящие на рейде военные корабли салютовали героям артиллерийскими залпами. Н. Хомский тогда провел анализ американской прессы, чтобы понять, какими средствами удалось полностью устранить из массового сознания чувство горечи и сострадания к людям, погибшим без малейшего повода к агрессии. Он видел в этом признак глубочайшего кризиса культуры.