Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина - Елена Поликарпова Страница 56

Сейчас приходит конец «американской мечте» и уже произошла остановка «плавильного котла», отсюда тенденции, неуклонно ведущие к расколу Америки. В научной литературе подчеркивается то обстоятельство, что «нация может существовать только в форме государства, и ее культура – это исторический синтез культур вошедших в нее этносов»³⁸². В случае осуществления такого синтеза получается нация, противоположный вариант дает лишь некоторый конгломерат этнических культур, механически соединившихся в силу обстоятельств в одном государственном образовании.

Если подходить к определению нации с предложенной выше мерой, то есть судить о ее существовании на основе наличия трех признаков: государства, гражданского общества и культуры, то тогда придется признать, что не существует американской нации. Америка имеет мощное государство, политически развитое гражданское общество, однако в ее основе нет единой религии и, соответственно, – национальной культуры. «Отсюда, – подчеркивает Э.А. Поздняков, – механистичность самого государства, большая чем где бы то ни было внутренняя разъединенность и разобщенность гражданского общества, отсутствие того, что можно было бы назвать “национальной душой”; отсюда технологический характер создаваемой там общей культуры, космополитизм идеологии, политики и той беспочвенной культуры, которая получила название “массовой”»³⁸³. И если раньше иммиграция рассматривалось (притом вполне справедливо) как источник неиссякаемой силы и энергии – постоянный приток свежей крови, энергии и “мозгов”, – то теперь она все более заметно превращается в слабость, медленно, но верно подтачивающую эту современную «Вавилонскую башню» и способствующую ее саморазрушению. Ведь теперь стоит проблема определения идентичности американцев в силу усиливающихся дезинтеграционных процессов³⁸⁴.

Сила и бессилие Америки в начале XXI столетия проявляются в глобальном характере ее экономики, связанной как с расколом страны на национальную и наднациональную части, так и с происходящими процессами в сфере мировой экономики. Американский политолог Зб. Бжезинский считает американское общество глобальным вследствие совершившейся «технотронной революции», то есть создания глобальных сетей благодаря компьютеру, телевидению и телекоммуникациям³⁸⁵. Распад социалистической системы как бы подтвердил идею Бжезинского, согласно которой Америка представляет собой первую в истории модель глобальной современности, с правилами поведения и ценностями всеобщего характера. Однако западногерманский исследователь У. Менцель считает, что окончание противостояния между Востоком и Западом ни в коей мере не привело к созданию бесконфликтного мира, новой версии Pax Americana, а лишь породило новый взгляд на новую глобальную перспективу, «в свете которой мир предстает в виде дома для умалишенных», анализ которого не поддается рациональной логике Декарта³⁸⁶.

Именно Америка заинтересована в глобализации всего мира, особенно мировой экономики, что имеет двойственные последствия для нее: с одной стороны, она создает экономическое господство на всем земном шаре с перспективами «дома для умалишенных» в экономически-финансовой сфере, с другой – усиливает социальную напряженность в стране из-за потери рабочих мест и снижения зарплаты. Глобализация мировой экономики служит основанием для неустойчивого развития Америки, возможности ее упадка, ибо возникают различного рода источники нестабильности. Один из источников нестабильности кроется в возрождении дихотомии «Восток – Запад», вызванным различием путей развития стран Восточной Азии, с одной стороны, и Европой вместе с США – с другой. Сейчас завершается действующий в мировой истории большой восточно-западный мегацикл, когда происходит выход на мировую арену Востока³⁸⁷. «Особая пикантность ситуации проявляется в удивительной неадекватности исторического самосознания современников – и победившего в холодной войне Запада, и его смутившихся оппонентов. Все ожидают скорейшего завершения процесса окончательной вестернизации мира. Между тем мы являемся свидетелями предельного истощения западнического принципа. Признаки этого истощения проявляются не там, где их может искать экономикоцентристская теория, удивительно равнодушная к тому, что является, по сути, самым главным – к изменениям в духовных основаниях цивилизации. Если некий принцип жизнестроения, длительным образом организующий и направляющий социум, начинает действовать не воодушевляющим и социализирующим, а разлагающим образом, то это верный принцип исчерпанности соответствующей формационной фазы»³⁸⁸. «Истощение западнического принципа» выражается достаточно наглядно в «кризисе» западного общества и особенно американского социума, о чем уже шла речь выше.

Сложившаяся ситуация, когда внешние долги, торговый и бюджетный дефицит национальных государств и вытекающая отсюда эмиссия широко распространенных валют, множащиеся формы кредитования, крупные финансовые спекуляции и прочие манипуляции с финансовыми инструментами порождают удивительный феномен «нелимитированного источника кредита», является индикатором возникновения пострыночного регулирования. Абстрактный характер манипулирования финансовыми инструментами влечет за собой истончение границ между риском, связанным с осуществлением свободы предпринимательства и сопряженным с большой игрой, и тотальной спекуляцией. Это, в свою очередь, ведет к символическому характеру фиктивного капитала, его отрыву от функционирования и движения реального материального производства; растет опасность мирового финансового краха. Последнее неотрывно от контекста современного «общества риска», которое парадоксальным образом связано с его беспрецедентно широким спектром благоприятных возможностей. В этом обществе существует «остаточный риск» как оборотная сторона его благополучия и процветания.

Именно в рамках «общества риска» растут шансы повсеместного дисбаланса между фиктивным и реальным капиталом, между массой товарного предложения и суммой кредитно-финансовых ресурсов. Становится понятным вывод А. Неклесса о нарастающей тенденции к фундаментальной дезорганизации существующей международной валютно-финансовой системы, повышающей вероятность возникновения глобального финансово-экономического кризиса с вытекающим из него переустройством мира. В мировом обществе как нелинейной социальной системе вполне закономерно генерируется мозаика причудливых возможностей³⁸⁹ возникновения трансрегиональной Великой депрессии. Это означает наличие критического рубежа современной истории, когда после геополитического распада Советского Союза может последовать «гипотетический крах США»³⁹⁰, деформации мирового производства, торговли и национальных экономик (А. Неклесса).

Если же сюда добавить, что не менее 100 млн американцев, владеющих свыше 40 % всех своих финансовых активов, играют в спекулятивных играх на фондовых биржах³⁹¹, то становится ясным вся хрупкость глобальной американской экономики со всеми вытекающими для нее последствиями. Таким образом, мощь Америки в силу глобального характера ее экономики оборачивается слабостью из-за хрупкости ее финансовой системы. Эта слабость и проявилась весьма рельефно в глобальном финансовом и экономическом кризисе 2008 г.

Этот глобальный финансовый и экономический кризис, который носит более фундаментальный характер, чем Великая депрессия Америки 1929 г. (он был вызван перепроизводством и протекал в одной стране), обусловлен, согласно выдвинутой Н. Кляйн «доктриной шока» – новой сенсационной версии политической истории, рожденным Америкой капитализма катастроф, пустившим корни по всему миру в виде приватизации и насилия³⁹². Эта доктрина шока фундаменталистской версии капитализма – теоретической основы капитализма катастроф, органически связанной с управляемым хаосом и кровопролитием во всем мире, – была выработана Милтоном Фридманом. Этот профессор Чикагского университета считается великим гуру движения за нестесненный капитализм, якобы адекватного современной сверхподвижной глобальной экономике. Действительно, его «считали самым влиятельным экономистом второй половины XX столетия, а среди его учеников несколько президентов США, премьер-министры Великобритании, российские олигархи, министры финансов Польши, диктаторы стран третьего мира, секретари Китайской коммунистической партии, директора Международного валютного фонда и три последних руководителя Федеральной резервной системы США»³⁹³.