Русская матрица. Будет ли перезагрузка? - Сергей Кара-Мурза Страница 55

А. Грамши опубликовал 5 января 1918 г. статью об Октябрьской революции под названием «Революция против «Капитала». Он писал: «Это революция против «Капитала» Карла Маркса. «Капитал» Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата. Он неопровержимо доказывал фатальную необходимость формирования в России буржуазии, наступления эры капитализма и утверждения цивилизации западного типа… Но факты пересилили идеологию. Факты вызвали взрыв, который разнес на куски те схемы, согласно которым история России должна была следовать канонам исторического материализма. Большевики отвергли Маркса. Они доказали делом, своими завоеваниями, что каноны исторического материализма не такие железные, как могло казаться и казалось».

Маркс прозорливо предвидел такую возможность и заранее предупредил, что считает «преждевременную» антикапиталистическую революцию реакционной. В «Манифесте коммунистической партии» специально говорится, что сословия, которые «борются с буржуазией для того, чтобы спасти свое существование от гибели… реакционны: они стремятся повернуть назад колесо истории». Таким сословием было в России крестьянство, составлявшее 85% населения.

Положение о том, что сопротивление капитализму, пока он не исчерпал своей потенции в развитии производительных сил, является реакционным, было заложено в марксизм как непререкаемый постулат. Красноречиво высказывание Энгельса (1890 г.): «В настоящее время капитал и наемный труд неразрывно связаны друг с другом. Чем сильнее капитал, тем сильнее класс наемных рабочих, тем ближе, следовательно, конец господства капиталистов. Нашим немцам… я желаю поэтому поистине бурного развития капиталистического хозяйства и вовсе не желаю, чтобы оно коснело в состоянии застоя». Вот вам и диалектика — нужно всемерно укреплять капитализм, потому что это приближает «конец господства капиталистов».

* * *

В отличие от марксистской теории классовой революции в России создавалась теория революции, предотвращающей разделение на классы (Бакунин, Ткачев и народники, позже Ленин). Для крестьянских стран это была революция цивилизационная — она была средством спасения от втягивания страны в периферию западного капитализма. Это — принципиально иная теория, можно даже сказать, что она является частью другой парадигмы, другого представления о мироустройстве, нежели у Маркса. Между этими теориями не могло не возникнуть глубокого когнитивного конфликта. А такие конфликты всегда вызывают размежевание и даже острый конфликт сообществ, следующих разным парадигмам. Тот факт, что в России большевикам, следующим ленинской теории революции, приходилось маскироваться под марксистов, привел к тяжелым деформациям и в ходе революционного процесса, и в ходе социалистического строительства.

Однако совмещение крестьянского коммунизма с марксизмом было проведено виртуозно. Так произошло, например, с понятием «диктатура пролетариата». Она воспринималась русскими людьми как диктатура тех, кому нечего терять, кроме цепей, — тех, кому не страшно постоять за правду. Н.А. Бердяев писал: «Марксизм разложил понятие народа как целостного организма, разложил на классы с противоположными интересами. Но в мифе о пролетариате по-новому восстановился миф о русском народе. Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом. Поднялась рабоче-крестьянская, советская Россия. В ней народ — крестьянство соединился с народом-пролетариатом вопреки всему тому, что говорил Маркс, который считал крестьянство мелкобуржуазным, реакционным классом».

Суть Октября как цивилизационного выбора сразу отметили многие левые идеологи России и Европы. Лидер эсеров В.М. Чернов считал это воплощением «фантазий народников-максималистов», лидер Бунда М.И. Либер (Гольдман) видел ее корни в славянофильстве, на Западе сторонники Каутского определили большевизм как «азиатизацию Европы». Настойчиво повторялась идея, что советский проект и большевики — сила Азии, в то время как и либералы-кадеты, и марксисты-меньшевики считали себя силой Европы. Они подчеркивали, что их столкновение с большевиками представляет собой войну цивилизаций. Н. Бердяев неоднократно высказывал такую мысль: «Большевизм гораздо более традиционен, чем принято думать. Он согласен со своеобразием русского исторического процесса. Произошла русификация и ориентализация марксизма».

В условиях революции когнитивный конфликт перерос в политический. Марксист Жордания, в прошлом член ЦК РСДРП, в Грузии убедил меньшевиков не идти на коалицию с буржуазией и взять власть. Сразу была образована Красная гвардия из рабочих, которая разоружила солдатские Советы, которые поддерживали большевиков. В феврале 1918 г. эта Красная гвардия подавила демонстрацию большевиков в Тифлисе.

При этом внутренняя политика правительства Жордании была социалистической. В Грузии была проведена стремительная аграрная реформа — земля помещиков конфискована без выкупа и продана в кредит крестьянам. Затем национализированы рудники — и почти вся промышленность, введена монополия на внешнюю торговлю.

Таким образом, возникло социалистическое правительство под руководством марксистской партии, которое было непримиримым врагом Октябрьской революции. И это правительство вело войну против большевиков. Жордания так объяснил это в своей речи 16 января 1920 г.: «Наша дорога ведет к Европе, дорога России — к Азии. Я знаю, наши враги скажут, что мы на стороне империализма. Поэтому я должен сказать со всей решительностью: я предпочту империализм Запада фанатикам Востока!»

М.М. Пришвин записал в дневнике 21 сентября 1917 г.: «Этот русский бунт, не имея в сущности ничего общего с социал-демократией, носит все внешние черты ее и систему строительства». Он так выразил суть Октября: «горилла поднялась за правду». Но что такое была эта «горилла»? Пришвин объяснил 31 октября так. Возник в трамвае спор о правде (о Керенском и Ленине) — до рычания. И кто-то призвал спорщиков: «Товарищи, мы православные!» И Пришвин признает: «в чистом виде появление гориллы происходит целиком из сложения товарищей и православных».

* * *

С самого начала институты советской власти формировались не по классовому признаку. В августе 1917 г. М.В. Родзянко говорил: «За истекший период революции государственная власть опиралась исключительно на одни только классовые организации… В этом едва ли не единственная крупная ошибка и слабость правительства и причина всех невзгод, которые постигли нас». В отличие от этой установки, Советы (рабочих, солдатских и крестьянских) депутатов формировались как органы общинно-сословные, в которых многопартийность постепенно вообще исчезла.

Верно понять природу Советов и социальную базу большевиков нельзя без рассмотрения трудового самоуправления, которое после Февраля сразу же стало складываться на промышленных предприятиях. Его ячейкой был фабрично-заводской комитет (фабзавком). Ими в Центральной России было охвачено 87% средних предприятий и 92% крупных.

В те годы фабзавкомы возникали и на Западе, там они вырастали из средневековых традиций цеховой организации ремесленников, как вид ассоциаций гражданского общества. А в России — из традиций крестьянской общины. Во время Мировой войны на фабрики пришло пополнение из деревни, и доля «полукрестьян» составляла до 60% рабочей силы. Из деревни на заводы пришел середняк, составлявший костяк сельской общины. Эти люди обеспечили господство в среде городских рабочих общинного крестьянского мировоззрения и общинной самоорганизации.