Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Василий Галин Страница 51

Отношение индекса экспорта к производству, в разах [857]

Остается еще интенсивный фактор обеспечения экономического роста — технический прогресс.

Однако и здесь последние десятилетия намечается замедление активности. Несмотря на рост расходов на НИКОР в % от ВВП, реальные темпы роста, судя по данным OECD, наоборот демонстрируют тенденцию к снижению. С углублением кризиса, очевидно, это снижение усилится.

По мнению руководителя аналитического центра «Стратфор» Д. Фридмана (2010 г.):

«Следующее десятилетие станет периодом отставания технологий от потребностей. В некоторых случаях существующие ныне технологии достигнут пределов своих возможностей, а те, что смогли бы прийти им на смену, еще не будут изобретены или доведены до уровня промышленного использования…» [858].

Темпы роста расходов на НИОКР по OECD, в % [859]

…

Д. Фридман считает, что основными причинами этого станет: нежелание бизнеса рисковать вложениями в новые неизведанные области новых технологий; исчезновение такого тягача научно-технологического развития, как оборонные заказы; и, наконец, старением населения, которое более обеспокоено своим текущим физическим состоянием, чем вложениями в будущее.

Однако технический прогресс в существующих условиях имеет еще более жестко ограниченные возможности для своего роста, поскольку он вытесняет рабочую силу, которая и создает тот самый спрос, без которого экономический рост теряет смысл.

…

О перспективах современного технического прогресса в 1995 г. шла речь в «Фермонт-отеле» в Сан-Франциско, где Дж. Буш, Дж. Шульц, М. Тэтчер и М. Горбачев приветствовали 500 ведущих политиков, бизнесменов и ученых со всех континентов, «глобальный мозговой трест», призванный указать путь к «новой цивилизации» XXI века. Собравшиеся оценивали будущее с помощью пары цифр: 20:80 и тититейнмент [860] — в следующем столетии для функционирования мировой экономики будет достаточно 20 % населения. «У тех 80 %, которые останутся не у дел, — полагает Дж. Рифкин, автор книги «Конец занятости», — будут колоссальные проблемы» [861].

Все увеличивающееся отставание роста объемов выпуска от роста производительности труда при существующей экономической системе рано или поздно приведет к схлопыванию спроса, и, как следствие, к падению выпуска и производительности.

«постэкономическое общество» будет характеризоваться соотношением — ∆Q1 > — ∆P и будет сопровождаться деиндустриализацией, потерей научно-культурного наследия и обвальным снижением численности населения планеты. В случае подобного глобального экономического кризиса снижение может существенно превзойти даже минимальные оценки ООН (Low-fertility variant 2010–2100 гг.):

Численность населения планеты, млн чел [862]

(c прогнозом ООН, Low-fertility variant 2010–2100 гг.)

Снижение, свойственное этапу «постэкономического общества», уже началось в странах Европы, в Японии, Канаде, России и т. д., где численность коренного населения может катастрофически снизиться уже к середине этого века. Например, согласно расчетам Т. Саррацина, в Германии немецкое население со средним и высшим образованием уже почти полвека сокращается в каждом поколении на треть, что к 2060 г. приведет к драматическим изменениям. Коренное население Германии «постепенно вымирает; путь к своему концу… оно прошло уже на две трети» [863]. Книга Т. Саррацина, вышедшая в 2010 г. с самоговорящим названием: «Германия самоликвидация», получила невероятную популярность на родине [864].

…

Т. Саррацин находит причины растущих демографических проблем и падающей работоспособности в высоком уровне социального обеспечения, существующем в Германии, которое подавило естественный социальный и генетический отбор [865], в результате «люди с более низким образованием имеют коэффициент рождаемости выше среднего, а люди с хорошим образованием — ниже среднего» [866]. Выход из демографического кризиса Т. Саррацин видит, с одной стороны, в: снижении размера пособий по безработице и введении по американскому образцу Warfare [867]. С другой, в: жестком ограничении иммиграции, выравнивании стартовых условий (повсеместное введение полнодневных школ и детских садов), целевом стимулировании рождаемости в слоях общества с высоким уровнем образования [868].

Подобные процессы происходят и в оплоте либерализма — Соединенных Штатах: на «американском рынке труда постоянно растет численность молодых людей с низким уровнем образования» — отмечает Дж. Сакс [869]. Основным драйвером этого роста, так же как и в Германии, является более высокий уровень рождаемости в менее обеспеченных и образованных семьях небелого населения. Однако в свободном обществе эта проблема, по мнению Д. Лала, должна решаться естественными силами: «Есть надежда, что они осознают: сохранить свое благосостояние можно, и не прибегая к политической агитации — надо просто пойти учиться» [870]. В свою очередь А. Гринспен в США, так же как и Т. Саррацин в Германии, призывает к увеличению финансирования образования и введению новых более высоких образовательных стандартов [871].

Ситуацию на рынке труда наглядно отражает безработица, которая устойчиво растет, прежде всего, среди людей с низким образованием. Например, у американских мужчин с высшим образованием безработица с 1970 по 2011 гг. выросла на 10 %, а со средним почти на 25 % [872]. Не случайно образование превратилось в фетиш, ставший драйвером роста цен на него. С 1970 г. по 2012 г. цены на высшее образование в США выросли почти в 11 раз, в то время как потребительские цены — менее чем в 4 раза [873]. Рост цен на среднее специальное образование так же опережает инфляцию [874].

Получение и поддержание высокого качества предложения труда требует все более существенных материальных и физических затрат. Э. Тоффлер еще в 1970 г. отмечал: «В настоящее время в технологическом обществе перемены происходят так быстро и неотвратимо, что вчерашние истины вдруг оказываются фикцией, и большинство самых одаренных и интеллигентных членов общества признают, что справляться с лавиной новых знаний даже в очень узкой области чрезвычайно трудно» [875]. В середине 1990-х гг. В. Цветов приводил пример Японии, где: «человеческие знания обесцениваются наполовину каждые 10–12 лет. Начавший работать в 18 лет выпускник среднего технического учебного заведения к тридцати годам обладает лишь половиной, а к 40–45 годам лишь четвертью нужных ему профессиональных знаний» [876]. Необходимость постоянного поддержания конкурентоспособного уровня знаний фактически лишает более образованные слои общества возможности даже простого самовоспроизводства.