Нет дефолту! Работа над ошибками - Виктор Геращенко Страница 50

— Зачем вы в президенты выдвигались, причем даже два раза — в 2004 и в 2008 году?

— В ноябре 2002 года приходит ко мне Рогозин. Говорит: «Вот мы создаем партию “Родина”, кремлевский проект, и нам в Кремле сказали третьим взять или Рыжкова Николая Ивановича, или вот Геращенко». В итоге вместо меня третьим взяли Варенникова, но я тоже избрался, хотя ничего мне это не дало, даже в бюджетный комитет не взяли. И вот заседаю в Госдуме, приходит ко мне Скоков. «Виктор Владимирович, я сегодня был в Кремле, просят, чтоб мы выдвинули кандидата в президенты, и на тебя показывают. А то там только Хакамада и тот боксер от Жириновского, несолидно». Пошли мы с ним к Козаку. Козак тоже говорит, что большая просьба и очень надо. Я ответил, что не вижу в этом резона никакого, но могу по экономической политике правительства высказывать определенные критические соображения, а больше ни о чем не могу, и подписи тоже собирать не могу. Козак говорит: «Да мы поможем». Я его спросил: «Вы мне что, речи будете писать?». Он засмеялся, сказал, что не имел этого в виду, а про сбор подписей можно не беспокоиться, это решат. Мы пошли, зарегистрировались, нас записали, на следующий день прибежал Жирик, пожаловался в ЦИК, мы подали в суд, но мне было до жопы, это же шоу, не всерьез. В 2008-м тоже было шоу — была «Другая Россия», Каспаров почему-то не хотел, чтобы Касьянов в президенты выдвигался. Мне Каспаров сказал, что Касьянова нельзя, потому что на него много компромата.

— Ну какой компромат — он же у Путина премьером был, так что это и на Путина компромат тоже.

— Его Ельцин оставил при Путине, условие было — на четыре года премьером. Мне Володя Петров, сенатор, бывший замминистра финансов, рассказывал, как они с Касьяновым ходили к Ельцину какую-то проблему решать. Говорит: «Там Касьянов такое предложил, что я ох…л». «Что предложил?» — спрашиваю. Володя отвечает: «А не скажу». В общем, знающий человек Касьянов. Но как только четыре года, которые обещали Ельцину, прошли, Путин его тут же убрал. Путин не мог от Ельцина потребовать отдать президентский «мерседес» и три месяца ездил на моем, то есть на дубининском — Дубинин высокий человек, и «мерседес» у него был длинный и бронированный. Ельцин в свой сел и уехал, и Путин не мог ему позвонить, боялся. Детство такое.

— Сейчас, думаете, повзрослел?

— Ну, опыта-то он, конечно, набрал, нельзя же сказать, что он неспособный, но бэкграунд у него, конечно, не тот.

— КГБ или Питер девяностых?

— Ну какое КГБ. Когда Маркуса Вольфа, руководителя «Штази», спросили, за что Путину дали гэдээровскую медаль «За заслуги перед органами госбезопасности ГДР», Вольф сказал: «У нас у каждой уборщицы такая медаль была». Хуже обосрать можно? Там он же не делал ничего, был контингент войск, следил за пьяными в Доме офицеров. Собчак — я думаю, да, тот его научил чему-то.

— При Путине из Центробанка вы добровольно ушли?

— Там было дело так. В 2002 году я пришел к этому, к Сечину. У меня с ним были прекрасные отношения, потом они по «ЮКОСу» испортились, но тогда были прекрасные. Я ему говорю: «Игорь Иванович, вы знаете, у меня осенью будет 4 года в Центробанке. Я не знаю, какие там мысли у начальства, но вот я бы не хотел оставаться». Сечин говорит: «Ты что, ох…л?». Я говорю: «Я не ох…л, у меня диабет, и врачи говорят — меняй работу. Вы выберите момент, когда у Путина будет хорошее настроение, и поговорите с ним обо мне». В феврале Путин собирал какое-то совещание по юбилею Ленинграда и тысячелетию Казани, и после совещания некоторым говорит: останься, останься, останься. И мне тоже сказал остаться и потом тоже говорит: «Ты что, ох…л? Ты что, к какому-то олигарху собрался?»

— Он на «ты» с вами?

— А мы знали друг друга еще с Ленинграда, когда мы строили там вычислительный центр, он бегал в помощниках у Собчака, и тот ему сказал мне помогать. И вот он спросил про олигарха, я говорю: «Ну как, я три года работал в Международном московском банке и, видимо, пойду туда, мне там 12 тысяч долларов в месяц платили, я тогда все свои бытовые проблемы решил». Надо, говорю, выбрать нового председателя до сентября, а то вдруг не подойдет. Ну, договорились, что в мае решим. Через месяц какое-то совещание, и Путин говорит: а чего тянуть, давайте сейчас и решим.

— Игнатьева тогда взяли?

— Фамилии не было. Я сказал — вы когда определитесь, вы мне за неделю до этого скажите. Что я ухожу, знает только моя жена. А через какое-то время — еду из Госдумы, и мне звонит Орлов и говорит, что слышал по радио, что я ухожу, и вместо меня Игнатьев. Я думаю, сука Кудрин, не мог мне, что ли, сказать? Сидел же рядом только что. Приезжаю к себе, секретарь говорит: Путин звонил. Перезваниваю, он говорит: вот я подписал. Я говорю: «Да я уже слышал, спасибо, но, Владимир Владимирович, вы же обещали мне хотя бы за день сказать». Он: «Ой, ты знаешь, я эти дни был так занят, забыл». И спросил: «Ну а что, тебе Игнатьев не нравится?». Я говорю: «Нет». «А почему?». Объясняю: он когда был в Минфине замом, у Касьянова, потом у Кудрина, он всегда отмалчивался. У него нет позиции. Он же и сейчас молчит все эти годы. Я понимаю, человек осторожный, жизнь его научила. Но он ведь просто не умеет ничего решать.

— Если бы сейчас вас позвали в Кремль и сказали: Виктор Владимирович, экономика рушится, спасайте — вы бы что им там посоветовали?

— А я же уже советовал Горбачеву, и Рыжкову Николаю Ивановичу. Как раз экономика рушилась, и я советовал, говорил им: не изобретайте велосипед, учитесь у Рузвельта, он в еще более сложной обстановке страну спас.