Охотники за голосами - Роман Романов Страница 42

Павел Ибрагимович Фукс шел с работы и думал о себе и о себе подобных. Он был коренным российским чиновником, потому что, кроме как в Турции по горящим путевкам, нигде не бывал, а чиновники-гастарбайтеры – явление, мыслимое только для ООН, Евросоюза и прочих надгосударственных контор. Он был чиновником XXI века, потому что поступил на службу сразу после миллениума и был с Интернетом «на ты».

Работал Павел Ибрагимович Фукс начальником одного из комитетов в администрации славной Старо-Пупинской области.

Сначала, еще до царя Гороха, это был просто город Пупинск. Какой-то старинный князь заехал на гору, окруженную девственными и почти таежными лесами, поднял, как монументальный памятник, руку, но не вперед, а вверх, растопырив пальцы латинской буквой V, и на секунду задумался. Через секунду он громко сказал первое, что пришло в голову под взглядами верных однополчан-дружинников и вроде бы соответствовало торжественному моменту: «Сие место есть пуп земли, то есть Пупинск, и будет оно зело прекрасно и многолюдно. Рубите, короче, острог». И ускакал в леса ловить бескультурных аборигенов и облагать их справедливой княжеской данью на строительство славного города. Затем то там, то сям стали появляться новые Пупински: Новопупинск, Великий Пупинск, Нижний Пупинск, Пупинск-Залесский, Пупенштадт и Пупинобад. Самый первый, естественно, стал Старо-Пупинском, но пупинчане с самого сопливого своего возраста помнили, что истинный Пуп Земли – это они и их город, что и отстаивали смертным боем во всех внешних сношениях с другими городами, весями и зарубежными туристами.

Павел Ибрагимович, как коренной типичный пупинчанин, был в безопасных обстоятельствах искренним и эмоциональным человеком. Он шел со службы медленно, потому что не хотел дома смотреть телевизор и выходить в Интернет, а другого ничего после работы он делать и не умел, и не хотел, и не мог. Поскольку он был не очень главный чиновник, он уставал, ему приходилось много работать. Зато, конечно, он меньше огребал всяких чиновничьих неприятностей.

А не хотел Павел Ибрагимович смотреть телевизор за вкусным горячим ужином, который ему приготовит горячая и единственная – не как у среднеазиатских коллег – жена, только потому, что по телевизору, конечно же, будут очередной раз разоблачать чиновников. И главное – кто? Другие, самые главные чиновники! И даже их Самый Главный, с чьего портрета ежедневно смахивают пыль в каждом кабинете, за которого вся их чиновничья братия, собственно, и не жалеет живота своего в ежедневном служении. И вот Самый Главный, конечно же, не забудет в очередном сюжете сказать гражданам об очередных мерзопакостных явлениях в абстрактном чиновничестве. А потом очередного – на экран да на растерзание в блоги и форумы. Настроение от такой политики у Павла Ибрагимовича в последние месяцы становилось все хуже и хуже.

«Уйти с работы, что ли? Как такое возможно?» – думал он и мысленно обегал памятью людей, людишек и человечищ, которые встречались ему в ежедневных трудах и которые не имели такого, кхм-м, ярлыка – «чиновник».

«Это ж разве на них Самый Главный обопрется в замыслах и делах своих?! – поежившись, словно от холода, подумал чиновник. – Это ж тогда надо будет на Колыму ехать, к тетке по отцовской линии, дай Бог ей здоровья, – в тайге спасаться».

Тем временем Павел Ибрагимович уже стоял в прихожей собственной квартиры. Вынырнув вдруг из погружения в самого себя, он увидел перед собой супругу Алевтину Семионовну, белокурую и симпатичную, на зависть коллегам, женщину, которой сразу же с порога решительно заявил:

– Жена, я ухожу с работы.

– С банкета, что ли? – втягивая на ходу воздух в направлении мужа, спросила жена – чмок.

– Нет, трезвый – чмок, – ответил механическим поцелуем муж. – Даже в кабинете ничего выпить не осталось, вчера Модест Иваныч последнюю конфисковал, с квартальным отчетом бедняга встрял так, что без бутылки ни-ни. На грани срыва мужик, а Москва ждать не будет…