Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - Роберт Д. Каплан Страница 39

Альфред Мэхэн начинает свою серию мыслей о «морской мощи» с утверждения, что «мирные, стремящиеся к достижению своих целей нации не всегда дальновидны и предусмотрительны, а предусмотрительность необходима для того, чтобы должным образом подготовиться к военным действиям, особенно в наши дни». Мэхэн не был ни милитаристом, ни приверженцем деспотизма. На самом деле, как он отмечает, именно из-за деспотизма и «безудержной жадности» ни Испания, ни Португалия, хотя и обладали значительными военно-морскими силами, так и не стали в конечном итоге великими державами. Тем не менее «проявит ли демократическое правительство дальновидность и способность быстро среагировать на положение страны», необходимые для противостояния неприятелю, — «это вопрос открытый». Потому что, по его словам, дружественные иностранные порты в разных точках мира не всегда будут оставаться дружественными. Дело не столько в том, что мирные народы вообще не имеют представления, как важно развивать способность предвидеть угрозу, сколько в том, что историки меньше всего представляют себе, что такое море, что такое необъятные просторы нашей планеты и какое значение они имеют для безопасности и процветания живущих на суше людей. Так что крайне важно, предупреждает он, писать об истории военных действий на море, в особенности потому, что принципы ведения такой войны всегда были неизменными, несмотря на развитие технологий от весельных галер до пароходов (ядерных субмарин и авианосцев в наши дни). Мэхэн иллюстрирует это, проводя аналогию с сухопутными войсками:

«Когда на смену пешим маршам пришли повозки для переброски войск, когда их, в свою очередь, сменили железные дороги, масштабы и дальность действий сухопутных армий увеличились, или, если угодно, временные рамки сократились. Но основные стратегические принципы ведения военных кампаний, которые диктовали, на каком этапе должны быть сконцентрированы главные силы, в каком направлении им двигаться, где атаковать врага, как выстроиь защиту линий снабжения, — все это оставалось неизменным». [197]

Книга Мэхэна покрывает период с 1660 г., когда, собственно, началась эра парусного мореходства с ее отличительными чертами, до 1783 г. — конца Американской революции. Мэхэн отмечает, что Джордж Вашингтон частично связывал победу Америки в войне за независимость с контролем Франции на море — хотя за несколько десятилетий до этого Франция проиграла Семилетнюю войну частично из-за того, что пренебрегла развитием своего флота. И все же обширные комментарии Мэхэна на тему военно-морской тактики, а также его примеры, подтверждающие важность морских просторов в истории человечества, значительным образом касаются гораздо более ранних времен. Именно контроль Рима над морем заставил Ганнибала выступить «в долгий и опасный поход через Галлию, в котором он потерял более половины своих опытных войск… На протяжении этой войны, [римские] легионы перемещались по воде, в безопасности и без особых потерь, между Испанией, в которой размещался Ганнибал, и Италией…». Мэхэн отмечает, что во Второй Пунической войне не было крупных морских сражений, потому что господство Рима в Средиземном море было решающим фактором в победе над Карфагеном. Если бы Средиземное море было равнинной пустыней, как пишет Мэхэн, а там, где начинается суша, располагались горы, господствующий флот можно представить как силу, способную перемещаться в разных направлениях по пустыне от одного горного хребта до другого по своему желанию. Именно так обстояло дело с Римом. Но поскольку вода — стихия странная и загадочная, а моряки «с незапамятных времен были странным и загадочным народом», мы недостаточно высоко ценим военно-морские силы. «Флот — это, по сути, легкий корпус, — продолжает Мэхэн, — который поддерживает сообщение между собственными портами; блокирует порты противника; но бороздит море в интересах суши и контролирует пустыню, чтобы люди могли жить и процветать на обитаемых землях». [198]

Итак, как подчеркивает Мэхэн, первостепенную важность имеет «не захват отдельных кораблей или конвоев», а скорее, «подавляющее превосходство на море, изгоняющее с его поверхности неприятельский флаг и дозволяющее появление последнего лишь как беглеца». И, «если нации не приходится ни защищаться, ни стремиться к расширению своей территории на суше уже благодаря тому, что все ее цели и стремления лежат в море, она находится в более благоприятном положении, чем народ, хотя бы с одной стороны ограниченный континентальной границей». [199]

Англия и Америка расположены таким образом, что обе эти страны за свою историю долгое время обладали мировой властью. Но географическое положение Америки имеет свои недостатки, как намекает Мэхэн. Да, Америка — это фактически остров, массивный и щедро одаренный, расположенный в умеренной зоне и не зависящий от изматывающих сражений за власть, продолжающихся в Евразии, но в то же время Америка находится на огромном расстоянии от евразийских портов, особенно тихоокеанских, и это ограничивает возможность США распространять свое влияние на эти порты. Сооружение Панамского канала, которое он предвидит в своей книге, увеличит контакты американского торгового и военного флотов с обоими концами Евразии. Но расстояние все равно будет огромным, и это станет «причиной огромных расходов». Хотя реальным следствием строительства Панамского канала станет превращение Карибского моря из «конечной остановки» и «станции с местным сообщением» в «одну из величайших магистралей мира», поскольку не только американские корабли, но и суда европейских государств проходят по каналу на пути в Тихий океан. В таких условиях, говорит он, для США «будет не так просто, как раньше, оставаться в стороне от международных проблем». [200]

География, без которой канала на Панамском перешейке вообще не было бы, также обусловила более близкие связи между США и их центральноамериканскими и карибскими соседями в целях защиты канала и контроля морей поблизости от него. Сближая Америку как с Азией, так и с Европой посредством судоходного сообщения, Панамский канал мог бы помочь ослабить изоляционизм и, соответственно, укрепить либеральный интернационализм в коридорах власти в Вашингтоне. Но это определенно не было велением судьбы, несмотря на главенствующую роль географии. Панамский канал был результатом нескольких процессов, и все они были связаны с человеческим фактором: испано-американская война; великодержавная политика, отметающая любое участие Европы в проекте; закулисные политические игры, из-за которых выбор пал на Панаму, а не на Никарагуа; победа над болезнями, распространенными в центральноамериканских тропиках, и прежде всего огромный труд и мастерство. Опять же география — это контекст, в котором все определяет человеческий выбор.

Альфред Мэхэн, несомненно, стремился повлиять на этот выбор. В его огромном труде он ратовал за глобальное использование военно-морских сил. По благоприятному стечению обстоятельств работа Мэхена была опубликована в том же году, когда армия США окончательно объединила бо́льшую часть территории Американского континента под властью Вашингтона, одержав фактически финальную (хотя и отвратительную) победу в войнах против индейцев. Размышления Мэхэна о важности военно-морской мощи также появились всего за несколько лет до того, как США отвоевали у Испании ее колониальную империю в западной части Тихого океана, а также добились господства в Карибском море. Мэхэн не столько географ, сколько историк и тактик. Он является сторонником империалистического мировосприятия, которое несет в себе очевидные последствия для географии. Это объясняет, почему его так высоко ценит Спайкмен. Не то чтобы последний был большим поклонником завоеваний; он просто интуитивно понимал, как и Мэхэн, что у США не останется другого выхода, кроме как принять участие во всемирной борьбе за зоны влияния. Это будет происходить из-за их собственного выгодного положения в Западном полушарии, которое также обеспечивало им и большое влияние в Восточном полушарии.