Охотники за голосами - Роман Романов Страница 30

Даже намека на тропинку не было нигде, куда бы он ни бросился. Ну, дальше все понятно: испуг, прострация, неверие, тряска телефона, который показывал отсутствие связи. Затем Кузнечко начал судорожо извлекать из глубин памяти сведения, полученные на школьных уроках и из прочитанных в детстве приключенческих романов. С какой стороны слышен шум машин? Как залезть на самое высокое дерево? Нет ли где-нибудь линии электропередач? Как по муравейнику и по мху на деревьях найти север? А еще солнце садится на Западе, и можно разжечь костер без спичек и набросать туда зеленых веток для большого дыма, и сделать убежище на дереве, и прочее, прочее.

Естественно, лазать по деревьям уже было страшновато, по высоко стоящему солнцу в просветах зеленых крон ничего нельзя было понять, а если даже найти север по муравейнику, то где Паракарочка по отношению к этому северу? В общем, Василий от всех рецептов отказался и быстрым шагом, почти в панике просто пошел туда, где было меньше деревьев с кустами и пройти было легче, постепенно осознавая, что если он никого не встретит или не появится связь в мобильном, сам он спастись не сумеет. Вместе с этой мыслью впервые за долгие годы в его голове появилась мысль о Боге и себе самом – мелком и бесполезном микробе в огромной вселенной. Не то чтобы он был атеистом: и Пасхальную службу с мэром посещал, и у батюшек благословение просил после встреч на избирательных округах, и даже жертвовал на общую свечу вместе с коллегами и кандидатами перед днем голосования. Но вот мыслей о Боге не возникало, даже подаренный матерью нательный крестик давным-давно куда-то засунул, так что за десять минут своего блуждания по провинциальным дебрям так и не вспомнил, куда.

Как будто специально, чтобы не дать таким необычным мыслям развиться в голове Кузнечко, совершенно неожиданно откуда-то сбоку повеяло дымком. Василий Сергеевич замер, принюхиваясь, и тут же, все забыв, с детской радостью побежал на запах, попутно проверяя в карманах наличие заветных денежных купюр, которые нужно будет дать охотникам, дровосекам – или кто там еще средь белого летнего дня костры жжет – чтобы они подбросили его хотя бы до ближайшей дороги.

Все оказалось, на первый взгляд, еще лучше. Перед Кузнечко открылась полянка, с краю которой, словно прижавшись спиной к лесу, стоял высокий бревенчатый домик, заросший зеленью и полутораметровыми кустами почти до самой высокой двери, а из трубы шел дымок. Политконсультант в пять прыжков пересек поляну и оказался у крутой деревянной лестницы в дом, поставил ногу на первую ступень и громко, дружелюбно, даже весело крикнул:

– Дома хозяин-то? Можно войти уставшему путнику?

Ответа не последовало, зато озноб пробежал по позвоночнику и смутная, но сильная, почти до тошноты, тревога неожиданно охватила Кузнечко. Он слегка наклонился к лестнице, развел кусты руками и увидел то, от чего ему стало так страшно, что волосы зашевелились на затылке. Избушка стояла на двух зеленых, безобразно поросших пластами моха и грибами, словно бородавками, столбах, которые длинными пальцами корневищ напоминали гигантские куриные лапы…

В следующее мгновение Василий резко обернулся и только сейчас заметил колья по периметру поляны, на которых, как сахарные, белели отполированные дождями и ветрами черепушки лошадей, коров и каких-то других животных. Догадка была настолько очевидной и однозначной, но в то же время настолько дикой и невозможной, что оцепеневший Кузнечко не мог даже тронуться с места, чтобы убежать.

– Фу-фу-фу, каким-то ненашенским духом в заповедных местах пахнуло, – вдруг услышал Кузнечко скрипучий старческий голос из избушки. Одновременно с таким же противным скрипом отворилась дверь, и в проеме нарисовалась во всей красе та самая бабуля – совершенно киношная ведьма с прищуренным глазом и немножко большим, чем в фильме «Вий», носом. – У-у-у, явился соколик, не запылился! Ну, заходи, заходи, коли приперси…

Василий поперхнулся из-за совершенно пересохшего горла, замычал сначала, но потом взял себя в руки, понимая, что теперь убегать вроде как не красиво, да и некуда. Наконец в голове пролетела первая разумная мысль: ножки у избушки все-таки не куриные, это просто высокие пни деревьев, вроде. Бабки бывают разные, в Москве тоже каких только не встретишь, а этой точно тут не перед кем красоваться. Тем более при тяжелом натуральном хозяйстве! Черепушками она наверняка непрошенных гостей да зверей отгоняет, не строить же старухе самой забор на целую поляну. И вообще, он ее в машине подвозил и ничего, даже спасибо сказала. А раз выезжала куда-то из леса, значит, за пенсией или за лекарствами, значит нормальный системный человек и даже наверняка избирательница.

– Спасибо, бабушка, не знаю, как вас зовут. Хотел заглянуть на минутку, дорогу узнать, а то заплутал…

– Как, как зовут… А то ты не догадался, добрый молодец? – скрипела бабка проходя вглубь избы и раскачиваясь сгорбленной спиной в грязных лохмотьях перед глазами Кузнечко. – Баба-яга и есть, натуральная и природная. Счас тебя накормлю, напою, в бане попарю да рассказывай, что за дело пытаешь…

Кузнечко пригнулся под косяком и оказался в темной, прокопченной но просторной избе с пучками каких-то трав по стенам. Половину комнаты занимала белая чистенькая печь, из мебели – лавки да стол, по углам какой-то деревенский скарб и спящий филин на жерди под потолком. Кузнечко присел на краешек лавки, не спуская глаз с копошащейся в посуде Бабы-яги, и не нашел ничего лучше, чем спросить:

– А что, уважаемая, э-э-э, Баба-яга, у вас и паспорта нету? И без пенсии проживаете, без социальных пособий? Хм, извините, если чего неправильно спрашиваю.

– Эх, до чего Русь-матушку довели, – Баба-яга перестала суетиться и пристально посмотрела единственным зеленым глазом на Кузнечко. – Мало того, что русского духа от ихних телес не учуять, пока не принюхаешься, так и на голову совсем ослабли. Немцы и есть. Сожрать тебя, что ли, Васька?

Кузнечко постепенно осваиваясь, все вспомнил: и зачем он искал бабку изначально, и что вообще-то ему через три дня уже подписи в Избирком сдавать и начинать активную фазу кампании, и почему он хотел стать губернатором, и как он любит Богиню.

– Не знаю, бабушка, как сказать, но если можешь, помоги мне победить на выборах губернатора и жениться на Богине, вернее, на Ирине. Девушка тут такая есть, я с ней в Паракорочке познакомился…

– Так у тебя ж полная котомка деньжат, неужто еще какая помощь требуется? – Как-то кокетливо, хитро и в тоже время словно злорадствуя ответила Яга. – Один только вопросик, соколик: тебе все-таки корону царскую или Иришку? Ко мне даже Иван-царевич с двумя просьбами не обращался, не говоря про Иванушку-дурачка. Жадные вы там стали, страсть какие жадные, али совсем не соображаете, чего самим хоца! Впрочем, хоть ты и задом наперед все просишь, однако же я тебя выслушаю, авось и помогу, не совсем ты еще пропащий, раз Ирка тебе так полюбилась. Да и долг платежом красен, ты ж меня не бросил на дороге, подвез в своей вонючей коробчонке до родного леса…

В общем, чудеса чудесами, но человек существо такое, что если сразу умом не тронулся, то к любой обстановке привыкает. Вот и Кузнечко совсем освоился, у него даже опять, как после памятного сна, в котором он спорил со старым профессором, появилась мысль о своей исключительности. Он с чувством, обстоятельно начал рассказывать Яге о том, что такое выборы, почему он хочет стать губернатором, как ему нужно стать героем для какого народа, который должен отдать ему свои голоса на выборах. Попивая бабкин из глиняной кружки чаек с непривычно резким, но вкусным запахом, политконсультант объяснял Яге: