Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть - Лоуренс Рис Страница 28

Почти наверняка Адольф Гитлер не разделял эту точку зрения. СА на тот момент стали решающей силой — и эта сила не помогала Гитлеру превратиться из вождя нацистской партии во властелина сердец всех «настоящих» немцев и вождя всей нации. И решать проблему с Ремом Гитлер должен был достаточно быстро, поскольку было понятно, что президенту Гинденбургу жить осталось недолго. После смерти Гинденбурга Гитлер хотел объединить должность рейхсканцлера и президента и таким образом стать политическим вождем Германии и главой государства одновременно. Но оппозиция со стороны традиционной немецкой элиты — и особенно со стороны рейхсвера — могла помешать этому слиянию.

Опасность такого поворота событий стала очевидна во время публичного выступления Франца фон Папена в июне 1934 года в Марбургском университете. В своей речи он сказал: «Правительство должно представлять народ в целом и ни в коем случае не должно представлять интересы отдельных групп — иначе оно не сможет создать национальное сообщество»‹26›. Он предостерегал об опасности «второй волны» революции и утверждал, что «правительство хорошо знакомо с эгоизмом, беспринципностью, неискренностью, отсутствием благородства и высокомерием, которые развиваются под прикрытием немецкой революции». Он сказал, что народ пойдет за фюрером только в том случае, если «всякое слово критики» не будет «немедленно восприниматься им как злонамеренное».

Реакцию Гитлера на слова фон Папена нетрудно себе представить. Распространение этой речи в стране было запрещено, а соавтор этих слов критики и предупреждения Эдгар Юнг был позже арестован и убит. Но Гитлер знал, что фон Папен озвучил мнение большой части немецкого общества. И, что еще более важно, выразил мнение людей, значимых для Гитлера — мнение президента Гинденбурга и генерала Бломберга. 21 июня они заявили Гитлеру, что он должен «унять революционных смутьянов»‹27›, в противном случае «эксперимент под названием „Гитлер“» будет прекращен.

Генрих Гиммлер и его амбициозный подчиненный Рейнхард Гейдрих получили шанс увеличить свое влияние и власть, сообщив командованию армии о том, что Рем планирует государственный переворот. Этот слух передавался по цепочке и в итоге армия привела свои силы в полную боевую готовность, а лидеры СА, узнав о действиях армии, сделали то же самое. Ситуация достигла кульминации 26 июня, когда военная разведка, Abwehr, сообщила, что Рем якобы отдал приказ СА готовиться к нападению на военных‹28›. Скорее всего, это была фальшивка — Рем и его сподручные еще не планировали государственный переворот. Да, они были недовольны местом, которое отводилось «революции», и хотели расширить свои полномочия, но они все еще относились к Гитлеру лояльно. Тем не менее Рем допустил серьезную ошибку. Он существенно недооценил количество и характер своих врагов. Все они — от вожаков СС до верхушки немецкой армии, от традиционной немецкой элиты до местных лавочников, запуганных штурмовиками, — все они были бы рады, если бы Рем исчез.

Гитлер решил нанести удар по верхушке СА на территории их курорта Бад-Визее в Баварии. Это решение назревало уже давно. Еще в январе он потребовал у гестапо следить за СА и сообщать ему о любых неподобающих действиях‹29›. Ранним утром 30 июля 1934 года он наконец решил действовать. Во главе группы своих ближайших сподвижников Гитлер вошел в гостиничный номер Рема на первом этаже отеля «Ганслбауэр». Рем был еще в постели, он «сонно» приветствовал Гитлера: «Хайль, майн фюрер»‹30›. Тот лишь выпалил в ответ, что Рем арестован, развернулся и вышел из номера. Обергруппенфюрера СА Гейнеса обнаружили в соседнем номере в постели с 18-летним штурмовиком. Всех остальных, подозреваемых в соучастии «козням Рема», арестовали и держали в прачечной отеля, а затем отправили в мюнхенскую тюрьму Штадельхайм.

В это же время в Берлине Геринг не только организовал облаву на всех ключевых членов СА, но и уничтожил других оппонентов режима. Счеты сводились предельно жестоко. Генерала Шлейхера и его жену расстреляли, был застрелен также Грегор Штрассер и множество других. Никто не знает точного числа погибших, но это не менее 150 человек — включая Эрнста Рема, который отказался совершить самоубийство и был застрелен в своей камере двумя эсэсовцами.

Впоследствии этот эпизод в истории страны стал известен как «Ночь длинных ножей» и стал ярким свидетельством полного краха законности в Германии. Ни одного из обвиняемых не судили по закону. Свидетельства против них не проверялись, а сами обвиняемые были лишены права выступить в свою защиту. И тем не менее решение Гитлера убрать своих старых товарищей широко приветствовалось. Генерал Бломберг в своем выступлении 1 июля сказал: «Фюрер с военной решимостью и выдающимся мужеством сам энергично взялся за предателей и убийц и уничтожил их»‹31›.

Президент Гинденбург выразил благодарность за то, что «интриги предателей» были «задушены в зародыше» и сказал, что Гитлер «уберег немецкий народ от серьезной опасности»‹32›. Человек, стоявший значительно ниже по иерархической лестнице, офицер люфтваффе Карл Бем-Теттельбах, высказал типичное для своего круга мнение: «Нам представили это как бунт против Гитлера… Будучи молодым офицером, я слышал много историй и читал отчеты в газетах, и на основании услышанного и прочитанного нападение на СА казалось логичным. Если кто-то затеял мятеж и был убит в самом его начале — это хорошо»‹33›.

То был один из самых ярких примеров парадоксальности, сопровождавшей правление Гитлера. Многие боялись насилия, которое в немецком обществе присутствовало с избытком — как со стороны коммунистов, так и со стороны СА. Большинство людей были сторонниками мира и стабильности. И тут появился Гитлер, который пообещал мир и стабильность — правда, с помощью еще большего насилия. И многие люди, осуждавшие насилие, поддержали его и даже приветствовали.

Благодаря контролю над средствами массовой информации Гитлер сумел представить события 30 июня 1934 года в максимально выгодном для себя свете. Сам факт того, что он выступил против членов нацистской партии, помог ему позиционировать себя как защитника всей Германии, а не только своих узких интересов. То, что Гейнес был обнаружен в постели с юным штурмовиком во время рейда на отель СА, наравне с описанием «роскоши», в которой нежились проживавшие в этом отеле члены СА, позволяло Гитлеру выступать в поддержку общечеловеческой морали и скромности в быту. 30 июня, после ареста Рема и его соратников, Гитлер издал указ о назначении на должность главы СА Лутце, в котором призвал командиров штурмовых отрядов стать «образцом скромности, а не сумасбродного расточительства». Ссылаясь на неоднократные случаи гомосексуализма среди верхушки СА, он заявил, что «искренне желает, чтобы каждая мать могла с легким сердцем отдать своего сына в штурмовики, в партию или в „Гитлерюгенд“, не боясь, что его могут этически или морально развратить»‹34›.

Все это было чистой воды лицемерием. Гитлер окружен был такими людьми, как Герман Геринг, который никак не был образцом «скромности, а скорей образцом вопиющего расточительства», а существование гомосексуальных отношений в верхушке СА было широко известно задолго до облавы Гитлера в Бад-Визее 30 июня 1934 года. «Мы давно все знали про обергруппенфюрера Гейнеса, — вспоминает бывший штурмовик Вольфганг Тойберт, — а его адъютанта мы всегда называли между собой „фрейлейн Шмидт“. Но нам казалось, что это не очень важно, у нас ведь и без них было о чем подумать»‹35›. Гитлер и сам до этого игнорировал информацию о склонности Рема к гомосексуализму. Эмиль Клейн‹36›, один из руководителей «Гитлерюгенда», за несколько лет до описываемых событий сопровождал одного из командиров мюнхенского СА на встречу с Гитлером, в ходе которой поднимался вопрос о гомосексуальных наклонностях Рема, но Гитлер остался равнодушен к этой новости. Теперь же он предстал образцом приличия.