Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа Страница 27

Тоталитарные режимы XX века и две мировые войны подорвали оптимизм двух предшествующих веков. Утрата иллюзий и крушение революционных надежд привели к идее о том, что современное общество, каким бы бессмыс­ленным и безнадежным оно ни казалось, является един­ственно возможным. Общественная жизнь все больше вос­принимается в оптике фатализма. Грядущее, которое ста­новится все более непрогнозируемым, вызывает больше тревог, нежели надежд. Углубление кризиса кажется более вероятным, чем «светлое будущее».

Идея прогресса дала серьезную трещину. никто уже больше не верит в то, что материальный прогресс делает человека лучше, а прогресс, достигнутый в одной области, автоматически перекидывается на другие. В «обществе ри­ска» (Ульрих Бек) прогресс проявляет себя амбивалентно. Уже признается, что за те преимущества, которые он дает, приходится платить дорогой ценой. Дикая урбанизация по­ родила многие социальные патологии, а промышленная модернизация вызвала беспрецедентную деградацию есте­ственной жизни. Сильное разрушение окружающей среды дало начало многочисленным экологическим движениям. Они были первыми, кто усомнился в однозначности про­гресса. Безграничное развитие технической науки постави­ло вопрос о своих целях. Прогресс наук уже не воспринима­ется как нечто приносящее человечеству безусловное благо. Само знание, как видно из дебатов, которые были вызваны появлением биотехнологий, воспринимается как источник угроз. Все более и более широкие слои населения понимают, что оно не является синонимом лучшего. Они начинают проводить различие между «иметь» и «быть», между мате­риальным благополучием и счастьем в собственном смысле этого слова.

И все же тематика прогресса продолжает оставаться при­влекательной, по крайней мере в символическом плане. Политический класс продолжает взывать к «прогрессивным силам» против «людей прошлого» и обличать «средневеко­вый обскурантизм». В общественном дискурсе слово «про­гресс» сохраняет положительный резонанс.

Ориентация на будущее также остается доминирующей. Даже если ближайшее будущее воспринимается как источ­ник угроз, с далеким будущим связываются надежды на луч­ шее. Культ новизны, обретший новую опору в виде техно­логий и смены мод, диктуемой массмедиа, сегодня сильнее, чем когда­либо. Многие продолжают верить и в то, что че­ловек тем свободнее, чем более он избавился от своих био­логических характеристик и исторической обусловленно­сти. По­прежнему правит бал индивидуализм, опирающий­ся на плохо замаскированный западный этноцентризм и идеологию прав человека. Сейчас он выражается в раз­ рушении семьи, упразднении социальных связей и дискре­дитации традиционных обществ стран Третьего мира, где индивиды все еще сохраняют солидарность в рамках своей общины.

Однако, прежде всего, идеология прогресса остается представленной в своей продуктивистской версии. Она под­питывается идеей о том, что бесконечный рост является нормальным и желательным, о том, что лучшее будущее обязательно наступит благодаря увеличению объема производства материальных благ, чему поспособствует мон­диализация. Эта идея инспирирует сегодня идеологию «развития», которая по­прежнему рассматривает общества Третьего мира как «недоразвитые», а западную модель про­изводства и потребления как вожделенную цель для всего человечества. Эта идеология развития была сформулирова­на в 1960 году Уолтомростоу, перечислившим стадии, кото­рые должны пройти все страны мира для достижения уровня потребления развитого торгового капитализма. Как показа­ ли различные авторы (Серж Латуш, Гилберт Рист), теория развития является всего лишь верованием. Когда это верова­ние будет отброшено, прекратит свое существование и идео­логия прогресса.