Книга сияния - Френсис Шервуд Страница 97

— Вспоминай нас здесь, в Праге. — Указательным пальцем Перл приподняла Рохели подбородок. Сейчас она была просто пожилая женщина — не мать-наседка, гордая своим гнездом и потомством, не величавая ребицин, мудрая советчица и утешительница. Перл очень устала.

Рохель забралась в телегу. Зеев последовал за ней.

— Мне говорили только про Рохель, — сказал Карел.

— Я тоже еду, — настойчиво сказал Зеев.

— Послушай, Зеев, — начала Перл, — ты уверен, что это мудро?

— Я намерен уехать вместе с женой.

Разбросав куски грязных тканей и кипу старой одежды, Рохель увидела двух мужчин.

— Здравствуй, — сказал Киракос.

Сергей промолчал. Зеев и Рохель поспешили зарыться в тряпье.

— Похоже, у меня тут уже целая почтовая служба, — буркнул Карел, обращаясь Освальду. — Давай полегоньку, старина.

И они отправились в путь. Освальд старался вовсю, но катил тяжелую телегу через Староместскую площадь к городским воротам. Несмотря на поздний час, Селетная улица была перегорожена палатками. Здесь было людно, в палатках лежала кухонная утварь — кастрюли, сковородки. Рядом топтались козы. Где-то шли кукольные представления, музыканты наигрывали на своих инструментах, разучивая новые пьесы. Ребятишки с визгом носились меж небольших трескучих костерков, на них булькала каша и какое-то варево с омерзительным рыбным запахом. Несмотря на легкомысленное настроение, которое здесь царило, разговоры шли о том, что к Праге вот-вот подступят турки — бритоголовые воины, неверные, живьем пожирающие младенцев. А за ними, конечно, последуют чужеземные протестанты, которые объединятся с чешскими единоверцами, после чего примутся осквернять церкви и крушить кресты. Другие слышали, что в каждом городском квартале есть тайные гуситы, которые вот уже сто лет хранят память своего сожженного вождя и призывают к оружию всех, кто ему еще верен. Анабаптисты всех мастей множатся как грибы после дождя. Есть секта в одном немецком городке, ее последователи ходят нагишом и считают, что надо делиться всем, в том числе и женами. За это их нещадно преследуют и отправляют на костры, но туда им и дорога… Чешские протестанты, однако, тоже стремились покинуть город, ибо слышали о том, что католики намерены устроить большой костер и сжечь на нем всех еретиков, а потому встали отдельным лагерем по другую сторону Староместской площади. Все были истинно верующими, считали остальных еретиками, но ограничивались гневными взглядами.

— Нам придется подождать, пока толпа разбредется, — сказал Карел, словно обращаясь к Освальду. — А ждать нам лучше всего на том берегу реки.

И старьевщик направил своего терпеливого мула к Мостецкой улице, где множество укромных уголков, узких щелок и каменных особняков, окруженных роскошными садами, обещали тихое убежище на ночь. Мир и покой, которые навевал дверной проход Таможенного дома перед башней Юдифи, где стояли статуи короля и коленопреклоненного человека, вступали в резкое противоречие с жутким хаосом в городе. У Дома Трех Золотых Колоколов Карел завел Освальда в мирный внутренний двор, полный спящих голубей, засунувших головы под крылья.

— Отдохни, старина, — сказал он Освальду так громко, чтобы четверо пассажиров телеги тоже смогли его услышать.

Рохель, которую все это время восхищала перспектива бегства из города, теперь пребывала в подавленном состоянии. То, что поначалу представлялось совсем легким, теперь сулило новые опасности. Как они пробьются сквозь плотную толпу на Селетной улице? Толпу это Рохель, понятное дело, не видела, но шума и гама вполне хватило, чтобы ее напугать. Не станут ли стражники у городских ворот осматривать телегу Карела, прежде чем ее пропустить? Не будет ли солдат у свалки и Чумного кладбища? Не станут ли горожане искать ее в Юденштадте и не заплатят ли его обитатели своей жизнью за ее бегство? Боже, снова подумала Рохель, какое право она имеет искать себе выгоды, заставлять людей страдать за ее преступления? Если тайный груз Карела будет обнаружен, разве не заплатят они непомерной ценой за ее неблагоразумие?

Однако Киракос и Сергей лишь покрепче прижались друг к другу и, похоже, не обращали внимания на угрозу. Зеев дремал, а городской глашатай на башне, как всегда, объявлял очередной час.

— Двенадцать часов, и все спокойно!

Карел дремал на своем стульчике, когда сквозь сон до него донесся громкий окрик:

— А ты что здесь делаешь?

— В «Золотом воле» сегодня ночью слишком шумно. А на улицах толпа, и я не могу добраться до амбара…

— Давай, Карел, дуй отсюда. Мы охраняем эти дома, и ночью рядом с ними никого быть не должно.

Рохель почувствовала, как телега кренится. Вот она немного проехала вперед, а затем резко остановилась.

— Сегодня вечером нам дальше не проехать, — сообщил Карел, обращаясь к своему бедному мулу.

Рохель выглянула из своего укрытия. Впереди высилась прочная стена, увенчанная черепицей.

— Но мы не можем здесь оставаться! — воскликнул Киракос, сбрасывая грязное тряпье, под которым они скрывались. — Мы слишком близко к замку.

— Во дворце никогда не подумают, что мы здесь, — заверил его Карел. — Там, впереди, есть тайное место.

Ехать оказалось и в самом деле недалеко. Тележка остановилась, Сергей снял Карела с его насеста и понес вдоль стены, окружающей императорские сады. Остальные последовали за ними, и вскоре впереди показалась небольшая зеленая дверца. Легкий толчок — и дверца открылась, пропуская их в императорский розарий.

— О господи, — ахнула Рохель. В воздухе висел головокружительно сладкий аромат. Цветки казались черными в темноте и напоминали курчавые детские головки. Тоска по собственному ребенку, которому уже никогда не суждено было увидеть и познать это великолепие, заставила ее сердце сжаться.

— Тс-с, — прошипел Карел.

По дороге, ведущей к замку, застучали копыта. Подняв головы, беглецы увидели отряд стражников, которые скакали строем. Очевидно, они охраняли телегу, запряженную парой вороных, на которой стояла огромная клетка.

— Какое-то животное для императорского зверинца, — быстро и негромко пояснил Карел. — Быстрее, тут уже недалеко осталось.

Тропинка, которая петляла меж розовых клумб, привела к шалашу. Он напоминал груду хвороста, но внезапно из этой груды послышался голос:

— Кто тут шляется по ночам, желая разделить со мной мои скорби и бедствия?

Это был старый помощник садовника, который помог Келли найти бабочек и обмануть императора.

— Здравствуй, сосуд скорбей. Это старьевщик Карел, а со мной кое-какие добрые люди.

Ответом ему был дружный собачий лай.

— Тихо! Гус, Жижка, Гавел! — старый знаток бабочек высунул голову из-под полога. — Когда у меня последний раз был гость, он пообещал мне башмаки, плащ, эликсир — и все высшей пробы.

— Мы тоже в долгу не останемся, — в голосе Карела появились нотки мольбы. — Нам бы только ночку переночевать, и все.