Личник - Игорь Валериев Страница 78

— Опознал Белков мадемуазель Эстре. Она проживала в том же пансионате, где их готовили и знакома с «товарищем Степаном».

— А что она говорит? — поинтересовался я.

— Молчит, да Белкова дерьмом по-французски обозвала с парижским прононсом. Тяжеловато будет её разговорить.

— Владимир Александрович, а может мне её попугать, как Сергея Ивановича. Если она действительно француженка, то у неё в крови должен быть ужас перед русскими казаками после Отечественной войны двенадцатого года. А если и из наших барышень с подложным паспортом, то мы для неё варвары и звери.

— А что?! Хорошая идея, Тимофей Васильевич. Вам много времени надо?

— Владимир Александрович, думаю, пяти минут достаточно будет.

Закончив фразу, я осмотрел казаков, которые присутствовали в коридоре. Один из них мне понравился. Широкоплечий крепыш цыганской наружности с серьгой в правом ухе и окладистой, черной как смоль бородой. В общем, вылитый разбойник.

— Казак? — обратился я к нему.

— Казак Фомин, Ваше благородие, — уважительно ответил мне казачина, косясь на мои погоны и награды. Не пропустил и «клюкву» на шашке.

— Слушай меня внимательно Фомин. Сейчас мы войдём в кабинет, где допрашивают девицу, которая злоумышляла на цесаревича. Общаться она не хочет. Твоя задача, казак, смотреть на неё так, будто хочешь немедленно её ссильничать во всех известных и неизвестных тебе позах. Ну и словами, если что, мне подыграешь. Всё понятно?

Фомин удивлённо вытаращился на меня, а потом расплылся в довольной улыбке.

— Так точно, Ваше благородие, — ответил он под смешок остальных казаков, которые находились в коридоре. Улыбнулся и Савельев.

— Хотелось бы мне посмотреть на это представление, Тимофей Васильевич, но не буду вам мешать, — произнёс штабс-ротмистр.

Кивнув казаку, чтобы тот следовал за мной я вошёл в кабинет. Поручик Радиевский, который заполнял лист допроса, удивлённо посмотрел на меня, а Белков сделал несколько шагов подальше от меня, пока не упёрся в стену.

— Константин Константинович, — обратился я к поручику. — Владимир Александрович, хочет посоветоваться с вами в коридоре, а я вместе с казаком пока посторожу мадемуазель Эстре и господина Белкова, чтобы они глупостей не совершили.

Радиевский, пожав плечами, поднялся из-за стола и вышел в коридор.

— Рад приветствовать Вас, Сергей Иванович. Не беспокойтесь я не по вашу душу. Свои обещания я держу.

Белков смотрел на меня, как кролик на удава и, кажется, пытался вжаться в стену. Очень удивлённо на Белкова глядела несостоявшаяся убийца цесаревича, потом она перевела взгляд на меня.

— Мадемуазель, судя по тому, как вы выражались на великом и могучем русском языке, он вам знаком. Моего знания французского недостаточно, чтобы донести до вас всех тех мыслей, которые сейчас озвучу.

Эстре презрительно фыркнула и с вызовом посмотрела на меня.

— Мадемуазель, Вы, несколько ошиблись, совершая попытку убить наследника российского престола в Хабаровске. Здесь не Европа, а медвежий угол, где закон — тайга, прокурор — медведь. Поэтому, если вы будете молчать, сегодня же ночью вашу камеру посетит взвод казаков, которые сильно изголодались по женскому телу. Если вы и на следующий день не заговорите, ночью данная процедура повториться. Чтобы у вас не осталось иллюзий, тюрьму охраняют казаки, и они будут молчать так же, как и те, которые посетят вас. Они все очень недовольны тем, что вы пытались сделать.

Эстре с недоверием смотрела на меня, но я увидел, как у неё в глазах просыпается страх. В этот момент в разговор вмешался Фомин.

— Вашбродь, дозвольте?

— Чего тебе Фомин? — процедил я.

— Вашбродь, не надо взвода. Не выдержит барышня, уж больно она тоща. А вот десятка хватит. Мы ежели что и по два раза пройдемся. Там в женской камере удобно будет. Кровать-то есть. Руки и ноги полотенцами, чтобы синяков не оставлять, к спинкам привяжем. Подол в зубы и со всем нашим удовольствием, — казак мечтательно зажмурился, а из уголка рта на бороду выступила слюна и затерялась в волосах.

«Верю, еще как верю, — подумал я, глядя на казака. — Вот кому в театре играть. А может он и не играет?! В паху-то шаровары топорщатся».

Эстре заворожено уставилась казаку ниже пояса, а Белков, как я отметил краем глаза, с ужасом смотрел на меня.

— И ещё, мадемуазель, если Вы думаете, что я пугаю, то ВЫ ошибаетесь. «Товарищ Иван», с которым вы, наверняка, были знакомы, убил мою любимую женщину, а вчера по вашей вине умер человек, которого я уважал, как отца. Поэтому всё, что пообещал, я выполню.

— Это точно, — довольно произнёс Фомин. — Его благородие из казаков. В Приамурье все знают, что Ермак если, что сказал, то обязательно сделает. Ой, извиняйте, Ваше благородие.

Я, оставив слова казака без внимания, произнёс:

— Итак, мадемуазель, Ваш выбор?

Эстре посмотрела на мою каменную физиономию, лыбящегося в предвкушении Фомина и застывшего в ужасе Белкова, произнесла:

— Я всё расскажу.

— Надеюсь на это. Поверьте, быть просто повешенной и повешенной многократно изнасилованной — это две большие разницы.

Развернувшись, я вышел из кабинета, взмахом руки показав, чтобы Фомин остался в кабинете. В коридоре Савельев и Радиевский вопросительно уставились на меня.

— Она будет говорить, — устало произнёс на их невысказанный вопрос.

Я усмехнулся, выскальзывая из воспоминаний. Показания Эстре нам мало, что дали. Поздняя дочь польского дворянина, участника Польского восстания шестьдесят третьего года, который вовремя смылся во Францию. Там женился. В семидесятом году родилась дочь, которую отец воспитал в ненависти к дому Романовых. Шестнадцатилетней девочкой вышла за француза Эстре, который умер во время эпидемии гриппа. Год назад познакомилась с «товарищем Степаном», который стал наставником и любовником. Была отправлена в Хабаровск для контроля выполнения покушения. Когда обе попытки сорвались, самостоятельно приняла решение убить цесаревича во время Рождественского бала. Соблазнила офицера в канцелярии генерал-губернатора, от которого получила пригласительный билет. Кобуру и пистолет получила от своего любовника в Швейцарии для самообороны. Все концы опять сходились в Швейцарию к «товарищу Степану». Насколько знаю, им сейчас очень плотно занимаются и жандармы, и представители МИДа. Раз до сих пор Белкова и Эстре не казнили, следствие продолжается, а прошло уже девять месяцев.

Награды за предотвращённое покушение пришли с указом императора в конце января девяносто четвёртого года. Наградили всех причастных и непричастных. Агентессы получили медали «За храбрость». Филатьева золотую с ношением на груди, а Соболева и Лагунова по серебряной. Кроме того, им были присвоены чины коллежского регистратора и, соответственно, девицы получили личное дворянство. Этим был сильно расстроен Ромка, который питал в отношении Машеньки Филатьевой определённые надежды.