Нова. Да, и Гоморра - Сэмюэл Дилэни Страница 75

Ниже стояли имена других мужчин и женщин из группы.

— Сэнди?

— Я знал, что они меня не примут обратно! Я даже не пытался, правда ведь? Но…

— Сэнди, вставай.

— Но дети, — прошептал он. — Что же будет с детьми?

С другого конца ангара донесся звук. На высоте трех этажей над нами в борту корабля был открыт люк, и в нем, посеребренный светом Стелларплекса, стоял золотой — тот самый, которого мы с Рэтлитом нашли на улице.

Вы помните, на кого он был похож.

Должно быть, он и Алегра пробрались внутрь, пока я боролся с Сэнди и зажимом для грузов. Вероятно, хотели взлететь как можно скорее, боясь, что Рэтлит навредит им по-настоящему или что я передумаю и заберу ключи. Ведь я дарил им корабль без свидетелей. Звук, который мы слышали, издавал лифт, поднимающийся к люку.

— Дети… — снова прошептал Сэнди.

Дверь лифта открылась, в белый свет вышел человек и двинулся к люку корабля. Но это был Рэтлит! Его рыжие волосы, его золотая серьга, его пружинистая походка. И еще… у него на поясе блестел желтый металл!

В полной растерянности я услышал, как золотой произнес:

— Внутри все в порядке, брат! Долетим куда угодно!

А Рэтлит воскликнул:

— Кузен, я открыл зажимы! Летим!

Их голоса отдавались эхом по ангару. Сэнди задрал голову и прищурился.

Рэтлит прыгнул в люк. Золотой обнял его за плечо. Секунду они глядели друг на друга, затем Рэтлит повернулся и окинул взором ангар, прощаясь с миром, который собирался покинуть. Не знаю, заметил ли он нас. Люк захлопнулся, и корабль начал посвистывать.

Я втащил Сэнди в виброзащитную камеру. Я даже не успел дверь запереть, когда грянул гром и у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Думаю, шум удивил Сэнди и помог ему опомниться. У меня в голове что-то сломалось и куски легли неправильно.

— Сэнди, — сказал я, — нам надо бежать!

— А? — Он боролся с опьянением и, вероятно, с подступающей тошнотой. — Я никуда не хочу идти…

— Пойдешь как миленький, я не собираюсь тебя тут оставлять.

На середине лестницы я решил, что Алегры нет дома. Ведь мое настроение не изменилось. Может, она с ними в корабле?

— Мое лекарство… Пожалуйста, достань мое лекарство… я без него не могу… пожалуйста… ну пожалуйста…

Слабый высокий голос был едва слышен из-за двери. Я вошел.

Алегра лежала на матрасе — розовые глаза огромны, белые волосы как пух на лысеющем черепе. Она была чудовищно худая, нестриженые ногти черны, как у Сэнди, хоть ей и не приходилось часами работать в смазанной графитом перчатке. При виде прозрачной кожи альбиноса под неизвестно-сколько-дневным слоем грязи у меня по спине поползли мурашки. Ее лицо осунулось, рот был как шрам.

— Мое лекарство… Вайм, это ты? Вайм, ты принесешь мое лекарство? Ведь правда принесешь?

Ее губы не двигались, но я слышал голос. Она была слишком слаба — ее сил хватало только на излучение слухового уровня. Я впервые увидел Алегру без покрова галлюцинаций, и это зрелище меня потрясло.

— Алегра, — сказал я, овладев собой, — Рэтлит и золотой улетели на корабле!

— Рэтлит. Гадкий Рэтти, нехороший мальчик! Он не принесет мне лекарство. Но ты принесешь, правда, Вайм? Вайм, я умру минут через десять. Я не хочу умирать. Только не так. В мире теперь так мерзко и больно. Я не хочу умирать в таком мире.

— А что, у тебя совсем нет лекарства?

Я оглядел комнату, которой не видел с тех пор, как тут жил Пьяный Таракан. В ней стало еще гораздо хуже. Сухой мусор, когда-то лежавший кучкой в углу, теперь закрывал половину пола. Остальное было усеяно газетами и битым стеклом. В луже валялась банка, но жидкость не удалось опознать — лужа заросла плесенью.

— Нет, тут совсем нету. Рэтлит достает его у человека, который сидит в баре Герга на авеню Х. Рэтлит доставал мне лекарство каждый день. О, он такой хороший мальчик, он каждый день приносил мне мое замечательное лекарство, мне вообще не нужно было выходить на улицу. Вайм, сходи принеси мне лекарство!

— Алегра, сейчас ночь! У Герга закрыто! К тому же авеню Х на другой стороне Станции, за десять минут я туда при всем желании даже не добегу, не говоря уже о том, чтобы отыскать этого типа и вернуться!

— Вайм, будь я здорова, я пронесла бы тебя туда на облаке света, запряженном павлинами и дельфинами, и ты вернулся бы под звуки гобоев и тамбуринов и принес бы мне мое прекрасное лекарство, не успев и глазом моргнуть. Но теперь я больна. И умираю.

Морщинистое веко одного розового глаза дернулось.

— Алегра, что такое?

— Рэтлит сошел с ума! — излучила она с потрясшей меня злобой; Сэнди у меня за спиной резко втянул воздух. — Сошел с ума в двадцати тысячах световых лет от Края, мертв — в двадцати пяти.

— Но у него золотой пояс…

— Это мой! Это был мой пояс, а Рэтлит его украл. И не хотел принести мне лекарство. Рэтлит не золотой, это я золотая! Я могу отправиться куда угодно, вообще в любое место! Я золотая, золотая, золотая… Но теперь мне плохо. Мне очень плохо.

— Но разве золотой не знал, что пояс — твой?

— Золотой? О, он такой глупый! Ужасно доверчивый. Он пошел проверить какие-то бумаги, купить провизию и достать мой пояс. И его не было целый день. Но ты был у меня той ночью. Я попросила Рэтлита сходить за моим лекарством и отнести еще один анализ мочи в лабораторию. Но оба они вернулись, только когда я была уже очень больна, очень слаба. Понимаешь, Рэтлит нашел золотого и сказал ему, что я передумала лететь, но что он, Рэтлит, тоже золотой — что он только что был в лаборатории и там это подтвердили. И золотой отдал ему мой пояс, и они улетели.

— Но как он мог в такое поверить?

— Вайм, ты же знаешь, какими дураками бывают золотые. Они могут быть настолько же глупыми, насколько они жестоки. Кроме того, ему все равно, умрет ли Рэтлит. Ему плевать, правду сказал Рэтлит или нет. Для него главное — что выживет он сам. Когда Рэтлит начнет пускать слюни, блевать кровью, оглохнет, под конец ослепнет и умрет, золотой даже не опечалится. Он слишком глуп, чтобы печалиться. Золотые, они такие. Но я печальна, Вайм, потому что никто не принесет мне лекарство.

Я должен был на ком-нибудь сорваться, и Алегра оказалась под рукой.