Выжить в лесу Междумирья - Александр Либих Страница 74

Темнело, шел снег. Трусливый Врун и лиса, грустно съежившись, стояли на садовой дорожке в полусотне метров от замка.

– Патрикеевна, они ведь понимают, что мы переговорщики, а не шпионы?

Вероятно, вопрос был задан не в первый раз, потому что лиса только коротко тявкнула:

– Не скули!

– Патрикеевна, – не унимался Трусливый Врун, – тебе не кажется, что молра послала на переговоры тех, кого ей не жалко было?

– Нет. – Лиса старалась говорить уверенно. – Она послала самых умных.

Дверь замка приоткрылась, вышли крольчиха и кот и не спеша направились к представителям противника.

– В случае чего оставь мне рыжего, – попросила лиса. – Ты справишься с крольчихой?

– Не знаю, – замялся Трусливый Врун. – Она кусается?

Лиса внимательно посмотрела на него и вздохнула.

– Хорошо, не будем поддаваться на провокации.

Тем временем кот тихо мяукнул:

– Катя, если что, я беру на себя рыжую. Ты справишься с человеком-рыбой?

– Не знаю, – призналась Катя. – Он большой!

– Хм… тогда пусть хоть что говорят – реагируем с холодным презрением.

Переговорщики от осажденного замка приблизились, и лиса, зевнув, равнодушно сказала:

– Давно не виделись.

– Давно, – согласился кот и начал вылизывать одну из передних лап.

– Никогда не виделись, – уточнил Трусливый Врун.

– Так тоже бывает, – кивнула Катя.

Пока обе стороны старались избегать горячих споров.

– Ну и погодка сегодня! – Лиса энергично встряхнулась, сбрасывая снег со своей роскошной шубы.

– Да, – опять кивнула Катя, – и вчера была погодка.

Трусливый Врун принюхался:

– Дым из вашего дома хорошо пахнет!

– Спасибо! – Катя удивленно и благодарно взглянула на человека-рыбу. Он задумался, пытаясь понять ее ответ.

Помолчали.

– Ведьма дедушку не обижает? – спросила лиса.

– Она ведь… – начала было Катя, но кот перебил:

– Шифоньером его маленько придавило. Леший подсказывал Саше и Михаилу Петровичу, куда поворачивать: похоже, думал их по залу поводить, но на втором круге кто-то споткнулся, и куда было хромоногому из угла прыгать? Он вроде бы хотел на стенку залезть, но не получилось.

Катя продолжила:

– Мы с Иришей натерли ему спинку бальзамом и спросили: «Дедушка, честно скажи, ты за нас или за них?» Он ответил: «Милые мои, я за вас как могу!»

– Позорный предатель! – сказал Трусливый Врун. – Мы казним его первым!

– Угу, – пробурчала лиса, – дедушка сядет на табуреточку и терпеливо будет ждать, когда вы придете.

– Он глубоко раскаивается и чувствует свою вину? – Трусливый Врун выглядел потрясенным.

Лиса не ответила и начала смотреть куда-то в сторону. Пришлось отвечать Тимофею:

– В лесу никто не чувствует себя виноватым, почему-то у нас это не принято. До ужина леший будет терпеливо сидеть на маленькой Катиной табуретке, потом искать его бесполезно, пока ситуация полностью не прояснится. А Патрикеевну ты, кажется, достал. Если у тебя будут еще вопросы, спрашивай меня или Катю.

Трусливый Врун ехидно заулыбался:

– Катя, ты не хочешь свою табуреточку подарить дедушке?

– То хочу, то не хочу, – призналась Катя. – Дедушка никогда раньше не сидел на табуретке, и так она ему понравилась, что он смотрел на меня со слезами на глазах!

– Подари, ей у лешего хорошо будет, – посоветовал Тимофей. – Она много лет с ним проживет и ни одного плохого слова не услышит, только «маленькая красавица» да «моя хорошая». Михаил Петрович завтра тебе новую табуреточку сделает. Я могу сам его попросить, если ты стесняешься.

– Странные вы существа! – вновь усмехнулся Трусливый Врун. – Неужели не понимаете, что утром вас уже не будет… если, это, не сдадитесь?

– Я не сдамся! – решительно сказала лиса.

– Патрикеевна, речь не о тебе.

– Все равно я сделаю, как хочу! Меня назначили провожатой к молре, но разве она имеет право меня съесть? Я не какая-нибудь мышка! Еще поболтаю с вами, чтобы надежно стемнело, и побегу к своей норке – отсюда не так уж далеко.

После долгого молчания Трусливый Врун спросил:

– Патрикеевна, ты меня возьмешь в свою норку?

Лиса посмотрела на Тимофея. Он вспомнил, что обещал за нее отвечать.

– Нет, она тебя не возьмет. Если ты боишься без Патрикеевны возвращаться к молре, то советую пойти на озеро, там теперь русалок нет. Правда, озеро замерзло, или для тебя это не проблема?

– Был я на вашем озере, – задумчиво проговорил Трусливый Врун. – Ничего особенного, щуки мелкие, лед толстый… но, в принципе, жить можно.

– Подождите, – забеспокоилась Катя, – а кто теперь передаст молре, что мы не сдаемся?

Вельд проснулся, как обычно, от смеха жизнерадостных спутниц. Прелестный, сладкоголосый смех – можно было заслушаться, словно руладами жаворонка, которого, кстати, тоже не заботило, что кто-то не выспался. Надо признать, что вороны в этом смысле вели себя порядочней.

Принц обиженно морщился, не открывая глаз, но реальность все больше проникала в его сознание. Внезапно он почувствовал на своем плече дыхание Ингрии. В это трудно было поверить, но любимая еще спала… или притворялась?

Каждое утро принца и гномов будили как-нибудь по-новому – возможно, если бы поход растянулся на многие годы, то в конце концов феи вынуждены были бы повторяться, но пока даже друг Чалый, а также Ураган, тоже избавленный принцем от оводов, порой удивленно, радостно ржали.

В такие минуты Вельд приходил к выводу, что все-таки никто добра не помнит, поэтому лучше быть вредным и жестоким. «Сегодня обязательно кого-нибудь оттявкаю, – решительно подумал он. – Прямо с утра, чтобы потом не забыть!»

Вельд погладил голову и плечо Ингрии. Губы феи во сне чуть заметно шевельнулись. Кажется, она прошептала: «Вельди!»

Услышав свое имя, он вспомнил все. Он повернулся на бок и обнял Ингрию, задыхаясь от счастья, понимая, что любимая осталась с ним в этом мире.

Стенки шатра, сотканные из козьей шерсти, то надувались, то опадали. Странный, зловещий ветер был похож на дальний вой волков. «Метель… Люцинда называла этот ветер метелью». Принц подтянул лежавший рядом тулуп и укрыл Ингрию. Фея прошептала что-то совсем тихое, непонятное. Вельд поцеловал ее глаза, которые еще не в силах были открыться.

– Не надо, пусть глазки спят. – Он гладил любимую и шептал слова, которые предназначались только для нее.

Кот приподнял мордочку над миской, прислушался.