Кремль 2222. Арбат - Максим Хорсун Страница 7

Его работа в теплицах началась относительно благополучно, но с каждым годом в глазах остальных он как будто угасал, становясь все более молчаливым и апатичным. Его широкие плечи ссутулились, некогда живой и пытливый ум медленно, но неуклонно терял остроту. Лану все тяжелее было сосредоточиться на однообразной работе, поэтому его везде преследовали неудачи. Самые низкие показатели труда, самое большое количество сломанных лемехов плуга и испорченных инструментов – все на его совести.

В один прекрасный день кто-то принял решение, и Лана перевели в подмастерья кузнеца. Дядька Скалогром чинил плуги, ковал скобы, петли, крючья, гвозди и прочие скучные железки, которые словно воздух – не замечаешь, когда он есть, но если вдруг его перестает хватать, то сразу же начинается беда-беда. Кузнец почти с ходу ошарашил Лана: сказал, что из него никогда не выйдет мастерового, поскольку тот по крови – дружинник. Лан долго переваривал эти слова, разрозненные фрагменты мозаики в его голове стали постепенно складываться в некую картину. Детали ее были пока не ясны, но сюжет уже просматривался.

Однажды дядьке Скалогрому свалилась «халтура»: дружинник в чине десятника принес на перековку трофейный двуручный меч. Скалогром не занимался оружием, но в душе у него тоже сидела заноза, подзуживающая, что он способен на большее, чем починка лемехов.

От меча воняло нео – запахом нечищеного вольера и сырым мясом, к рукояти и к иззубренному лезвию прилипла приставучая шерсть. Но Лан был очарован лаконичной красотой меча, в которой не было ничего лишнего: только четкие, острые грани, только тусклый блеск стали. На тренировках гражданским тоже давали подержаться за меч, но лишь для общего развития. Меч – оружие благородное, для воинов. Нет в Кремле лишних мечей, чтоб их портили пахари.

Теперь же Лан мог держать двуручник, ощущая каждой мышцей его немалый вес, он мог любоваться отблесками пламени из кузнечного горна на лезвии, мог разговаривать с мечом, делясь с ним тем, чем не рисковал поделиться даже с отцом Филаретом на исповеди. А еще он мог упражняться на заваленном металлическим ломом дворике. Сначала – с совершенно неподъемным двуручником, затем – с его перекованной, отполированной до солнечного блеска версией. Лан представлял себя дружинником, отправившимся на опасное задание вне стен Кремля.

Но кто-то донес десятнику, что подмастерье забавляется с его мечом. Не было никакого скандала, вообще – ни шуму, ни пыли. Лана снова перевели, на сей раз – в хлев, на самую грязную работу – чистить загоны туров от навоза. Лан не жаловался. Он, в общем, никогда ни на что не жаловался. Работа была честная и понятная, к тому же животных он любил. Туры тоже жаловали Лана, коровы-мутанты вели себя смирно в его присутствии и не оглашали хлев трубным, оглушающим ревом. После работы Лан по-прежнему искал возможность тренироваться, но оружия под рукой больше не было, оттачивать навыки приходилось с чем ни попадя. Вместо копья в ход шли вилы, вместо секиры – лопата, вместо меча – поломанный черенок.

Отец Филарет настоял, чтоб Лана вернули в теплицы. Кроме того, по его рекомендации Лану разрешили тренироваться в два раза больше: один раз – как и прежде, с пахарями, второй раз – с молодыми каменщиками.

– Если тебе, юноша, нечем заняться в свободное время, то это легко исправить, – сказал ему Хранитель Веры. – Хочешь тренироваться с оружием – тренируйся. А что – дело нужное. Я бы даже сказал – богоугодное.

А потом случилась долгая, очень долгая по меркам кремлевских жителей осада, за которой в один хмурый день последовал штурм сразу с трех сторон.

Даже не хочется думать о том, чем это сражение могло закончиться, если бы не танк и не патроны к старинным фузеям…

– Пойдешь за стену вместе с дружинниками? – спросил отец Филарет, понизив голос.

Лан едва не выронил берестовый пластырь, которым собирался заклеить порез на пятке.

– Дело серьезное и крайне опасное, – предупредил Хранитель Веры. – А еще – о нем не стоит распространяться.

– Спасибо за доверие, отче, – осторожно ответил Лан, а потом склонился, чтобы замотать портянку. – Но чем может быть полезен за стеной пахарь? – спросил он, не поднимая глаз.

Отец Филарет хмыкнул:

– Вижу, что ты маешься. Долго маешься. – Он продолжал говорить тихим голосом, в котором слышалась и усталость после долгого дня, и отеческая забота, и, вообще – обоснованное беспокойство дальнейшей судьбой всей кремлевской общины. – Я ждал, когда у тебя появится шанс показать себя, и вот этот день настал. Я хорошо тебя знаю, Лан. Ты честный, прямой… ты упрямый, как тур! Невзирая на сложности, ты никогда не выказывал слабину, ты не искал легких путей и всегда оставался верным общине. Я думаю, что на тебя можно положиться.

У Лана перехватило горло. Добрые слова от отца Филарета ему были столь же приятны, как и признание брата.

– Я бы хотел быть полезным Кремлю, – ответил он, подняв взгляд. – Я готов выполнить любой приказ.

– Как солдат, – усмехнулся отец Филарет. – Ты всегда был в душе солдатом, я это чувствовал. Но у меня нет для тебя приказов. Так – скорее предложение.

Лан приготовился внимательно слушать.

– Дело касается наших раненых, сын мой. Их слишком много, всем требуется сложное лечение, – пояснил отец Филарет, и перед глазами Лана возник Воислав с обмотанной бинтами, словно кокон, головой. – Раны дружинников заживают быстро, но помимо воинов пострадала уйма гражданских. Если их не поставить на ноги, то некому будет выращивать хлеб, ухаживать за турами, чинить доспехи и механизмы… и, конечно же, если снова приспичит, эти люди не смогут выйти на стены с оружием в руках. Из цепочки вылетают сразу несколько звеньев, и пусть сегодня мы победили, но тень смерти продолжает висеть над крепостью.

– Я понимаю, отче, – сказал Лан.

– Ждан Ростиславович – ты видел его в госпитале – Мастер Торговли. По заданию Князя он отправляется за стену, чтобы раздобыть для наших раненых дефицитных лекарств. Сейчас ему нужен приказчик, я собираюсь порекомендовать тебя на эту должность. Ты сможешь посмотреть на мир вне Кремля, получить опыт и принести нам всем пользу.

– Я согласен! – не раздумывая, выпалил Лан.

* * *

Ему выдали чуть поношенные, но крепкие берцы, новенькую стеганую телогрейку, сплетенный из кожаных ремней доспех с кевларовым зерцалом, широкие камуфляжные штаны, перчатки без пальцев. В целом, это было слегка улучшенное снаряжение ополченца. Лан, честно говоря, рассчитывал на более серьезную экипировку, но всем известно, что в Кремле – напряженка с ресурсами. Все в дефиците, все латаное-перелатаное, так что дали обувку и какой-никакой доспех – и на том спасибо.

– А оружие? – удивленно вскинув брови, спросил Лан интенданта.

– Вопрос не ко мне, – ответил тот, закрывая перед носом пахаря дверь.

Ждан Ростиславович принял Лана в Торговом Приказе. Главный купец Кремля сидел за письменным столом, похрустывая костяшками пальцев. Не став дожидаться, когда парнишке надоест, разинув рот, рассматривать покрытые росписью стены, белокаменные своды и арочные проемы окон, украшенные фризами, он сразу взял тура за рога: