Кремль 2222. Арбат - Максим Хорсун Страница 6

– Где уж там… царапины есть, – признал Лан. – Но они пустяшные.

– Я добуду немного спирту и пластырь из бересты, – сказал Хранитель Веры. – Выйдем на свежий воздух, ты обработаешь себе рану, а я… Разговор, в общем, есть с глазу на глаз.

– Как скажете, отче, – кивнул Лан.

– Погоди… – Отец Филарет поднял руку, призывая Лана помолчать, а потом потянулся и поймал за рукав идущего мимо человека в богатой одежде. – Ждан Ростиславович! – обратился он к пойманному. – Как там Вадимка?

У Ждана Ростиславовича была тщательно причесанная окладистая борода, тяжелые морщинистые веки под бесцветными глазами, широкие залысины и смазанные смальцем волосы.

– Не будет больше ходить Вадимка, – ответил мрачным голосом Ждан Ростиславович. – Остался я без приказчика, отче. И, как назло, нет времени искать ему замену. Все, на кого я мог положиться, или при деле, или мертвы.

– Не тужи, Ждан, – сказал ему отец Филарет. – Загляну я к тебе чуть позднее. Разговор будет… – Он перевел взгляд на Лана и добавил: – А может – и не будет. Поживем – увидим.

Ждан Ростиславович явно ничего не понял, но ответил чинно:

– Двери Торгового Приказа всегда для вас открыты, отче. Заходите, когда сочтете нужным.

Бородач ушел. Отец Филарет наказал Лану подождать, а сам шагнул за шторку, прикрывающую вход в ближайшую процедурную.

* * *

В Тайницком саду вовсю стучали топоры. Наступающая ночь будет озарена светом множества погребальных костров. Чтоб сжечь одно тело дотла, нужно около четырехсот килограммов дров, поэтому заготовщикам придется попотеть. В мрачной чаще станет светлее, когда многие узловатые и голые деревья лишатся ветвей. Впрочем – ненадолго. Мутировавшая растительность Тайницкого сада обладала способностью ускоренной регенерации. На месте срубленных ветвей вырастут новые – такие же корявые и хваткие, способные сцапать зазевавшегося лесоруба и затянуть в ненасытную утробу, скрытую внутри трехобхватного ствола.

Лан присел на бордюрный камень у кромки сада, лицом к кустарникам, похожим на торчащие из земли куриные лапы. Ветви, оканчивающиеся пожелтевшими когтями, медленно сжимались и разжимались, точно надеялись, что им удастся поймать на лету редких пугливых птах или крылатых насекомых. Скинув попорченный кирзач, Лан размотал набрякшую от крови портянку.

Как он и предполагал, порез был пустячным.

– Все равно обработай, не ленись. – Отец Филарет подал Лану крошечный пузырек со спиртом. Лан слышал, что кто-то умудряется пить спирт для собственного удовольствия. Как такое может быть, он не понимал. Не иначе самоубийцы какие-то, ведь спирт даже нюхать неприятно, на рану плеснешь – жжет, словно каленым железом, а уж чтоб его пить, так об этом даже думать тошно.

– Не трясутся руки после битвы-то, – заметил Хранитель Веры.

Лан кивнул. Сколько он себя помнил, отец Филарет всегда был добр к нему и покровительствовал понемногу. Однажды в школе, когда будущим воинам и гражданским еще приходилось протирать штаны на одной скамье, группка ребят, почему-то решившая, что они непременно станут дружинниками, решила попробовать, а каково это на вкус – ощущение собственной силы вкупе с презрением ко всяким пахарям и мастеровым. Для своей затеи они выбрали Лана – кроткого, доверчивого мальчишку. Всем было известно, что заступаться за него некому: старшему брату дела до Лана нет и не будет, мать постоянно болеет, а отец и сам не прочь приложить нелюбимого отпрыска то кулаком, то розгой, то палкой. Лана выманили к Тайницкому саду. У всех были учебные – деревянные, обожженные для твердости – мечи, а у него – ничего. Но в итоге он сломал руки двоим, одного треснул головой о бордюрный камень и еще одному перебил нос отобранным мечом. На Лане, правда, тоже живого места не осталось, да еще и сотрясение мозга. Но к отцу Филарету на покаяние привели именно его. Филарет, казалось, все понял, едва заглянул насупленному мальчишке в глаза. Тогда он отпустил Лана домой, сам же мысленно взял на заметку спокойного, задумчивого мальца со скрытым боевым потенциалом.

От внимания Хранителя Веры – и, одновременно, строгого учителя – не укрылось, что Лан выздоровел в считаные дни. Синяки и ссадины зажили, как на крысособаке. Филарет посоветовал Мастерам, прививающим азы боевой подготовки малышам, уделить Лану больше времени. Теперь мальчишку чаще ставили в спарринги, ряд приемов рукопашного и ножевого боя он отработал в паре непосредственно с преподавателями.

Когда настало время определять, кто из школьников пополнит ряды Юной Дружины, а кто отправится осваивать рабочие специальности, Лана, само собой, определили в пахари. Стать военными хотели многие – это же почет, приключения, слава и полное обеспечение до конца жизни. Не все дети дружинников удостаивались этой чести, а выходцам из гражданских и подавно не стоило надеяться на зачисление в Юнакский Корпус без веских на то причин. Вроде бы таких причин у Лана не имелось, но…

Юных пахарей обучали грамоте и арифметике через пень-колоду, больше времени уделялось «патриотическому» воспитанию: отец Филарет рассказывал им о Последней войне, о ракетных ударах, нанесенных по Москве из-за океана, о десанте биороботов, созданных врагом для того, чтобы зачищать выживших на радиоактивном пепелище. Рассказывал он и о двухстах годах, проведенных москвичами в бункере, когда дети рождались под бетонными сводами, чтобы стать взрослыми, состариться и умереть в той же каменной пещере. О первых днях жизни вне убежищ под вечно хмурым небом, когда уровень радиации снизился настолько, что на поверхности стало возможно обходиться без защитных костюмов.

Школьники, которым предстояло стать «рабочими муравьями» – опорой кремлевского общества, – должны были понимать, во имя чего им придется посвятить жизнь тяжелому труду в подземных теплицах без какой-либо перспективы изменить свой статус. Отец Филарет уверял, что их труд не менее важен, чем ежедневный подвиг ратников, ведь именно от пахаря зависит, насколько сытым и сильным пойдет в бой дружинник. Пока есть хлеб, найдутся и руки, способные крепко держать меч. Пока руки сжимают меч, Кремль будет стоять.

Они знали, что идет война на уничтожение. Что с врагом, регулярно пробующим стены крепости на прочность, невозможно договориться. В случае поражения их никто не будет обкладывать данью, навязывать свои законы или ставить на правление наместников. Если крепость захватят нео, то, в лучшем случае, некоторую часть населения ждет рабство. Нео, одержимые ложным ощущением собственного превосходства над людьми, не упустят возможности сделать так, чтобы пленники узнали все грани и оттенки унижения, страха и боли. Остальных косматые мутанты, похожие на первобытных неандертальцев, просто-напросто съедят. Если же Кремль захватят роботы, то жители крепости будут уничтожены, ведь био не нуждаются в рабах.

Поэтому юных пахарей тоже учили сражаться. Копье, топор, лук и стрелы, заточенные обрезки арматуры, которые можно было использовать вместо метательных ножей, – нехитрое оружие ополченца. Само собой, воинской подготовке гражданских уделялось не так много времени, но Лан старательно мотал на ус.