Новый порядок - Артур Крижановский Страница 7

Разговор продолжался в том же духе еще минут пять, и Романцев несколько раз вставлял односложные реплики: «нет», «не согласен» и опять «нет». Наконец Карпинский подбил итоги.

– Думайте, Романцев. Злитесь на меня в душе, возмущайтесь, ругайте последними словами, но думайте… Как сделать так, чтобы простые русские интеллигенты не пропадали бесследно? Наступят ли такие времена, когда люди перестанут вздрагивать при одном лишь упоминании ГБ? А молодой человек, которому предложат работать на госбезопасность страны, не кривя душой, сможет сказать: «За честь почту»? Или обо всем этом должны думать другие, менее тонкие, образованные и свободолюбивые натуры, чем вы, Романцев?

Карпинский, КГБ. Респектабельная внешность и острый ум. Чем-то похож на Дж. Ф. Кеннеди. Нет, не на молодого Кеннеди, а на другого, который сумел выжить после покушения в Далласе, прикончил Вьетнамскую войну и тянул президентскую лямку два долгих срока. Похож на бесконечно уставшего, разучившегося улыбаться, но не побежденного Кеннеди. Глыба льда. Человек-айсберг. Сколько скрыто всего от посторонних глаз? Ого, он, кажется, не разучился улыбаться?

– Что это вы на меня так смотрите, Романцев?

– Как?

– Как будто хотите сказать: Vade retro Satanas! [3]Изучали латынь? Нет? Напрасно. Язык римских юристов и Фомы Аквинского. Непременно изучите, он вам еще пригодится в жизни. И еще, Романцев. Я не требую от вас немедленного ответа. Думайте. Я хочу, чтобы вы разобрались, почему я обратился именно к вам. Если что-то надумаете, позвоните в рабочее время по этому телефону.

Карпинский протянул через стол карточку. Белый глянцевый квадрат, размером пять на восемь сантиметров, чуть больше обычной визитки. Посреди карточки крупными буквами: «Карпинский», и чуть ниже – имя-отчество. В правом нижнем углу – семизначный номер телефона. Ни названия учреждения, ни адреса. Обратная сторона пуста. Романцев колебался недолго и спрятал карточку во внутренний карман пиджака. Показалось, что Карпинский посмотрел на него с симпатией. Показалось? Неужели эта глыба льда способна на выражение простой человеческой приязни?

– Спасибо, что выслушали меня, Романцев. Кстати, забыл вас поздравить с успешным окончанием университета. Вас, очевидно, уже ждут? Родители, друзья… Будете отмечать? Конечно, будете. Надеюсь, до встречи…

Рука Карпинского была теплой, сухой и сильной. К своему немалому удивлению, Романцев с удовольствием ответил на рукопожатие. Всего каких-то полчаса – и… «Осторожнее, Романцев, осторожнее. Ловцы душ. Внешность бывает обманчивой».

Сазонов проводил Романцева тяжелым мутным взглядом. Совсем как голодный помойный кот, у которого только что из-под носа упорхнула бойкая птичка.

Скорее всего, этот разговор так и остался бы без всяких последствий для Романцева, но… В жизни всякое случается. Иногда человек движется к определенной цели, идет, идет, идет, а затем… внезапная мысль, остановка, недолгие раздумья – и резкая смена направления. Трудно рационально объяснить такие поступки.

– Служба в КГБ? – размышлял по пути к дому Романцев. – Бред какой-то. – Но Карпинский ему понравился. Нет, сказано неточно. Карпинский – гора, которую невозможно обойти. Молния – фантастически красивое зрелище. Ударит ветвистым огненным бичом, осветит всю округу вплоть до мельчайших рельефных подробностей и заставит человеческую душу трепетать от восторга и ужаса перед грандиозной мощью и тайнами мироздания. А затем – тьма, непроницаемая и зловещая. Берегись молнии, одинокий путник. Служить громоотводом – неблагодарное дело.

Романцев думал и злился. Злился на Карпинского и на себя. В доводах Карпинского трудно найти слабину, в особенности при условии, что когда-нибудь его слова о реформах подтвердятся на деле. Не похож на «ловца душ». Человек иного масштаба, даже нечем измерить. Неужели и сам верит в то, что говорит? Не лучше ли выбросить сегодняшний разговор из головы?

В уютной и просторной квартире родителей его уже заждались. Цветы, поздравления, поцелуи. Едва успел переодеться и привести себя в порядок, как начали подтягиваться гости. Впрочем, банкет – слишком громко сказано. Романцев хотел, чтобы в этот день на небольшое застолье собрались только самые близкие люди. Шампанское, коньяк, холодные закуски и кофе. Вспоминали студенческую жизнь, строили планы на будущее и, как обычно, постепенно перешли на политику. В разговоре фигурировал обычный набор тем: непонятная, и оттого еще более постыдная, война в Афганистане, закручивание гаек на производстве, облавы в городе на тунеядцев и прогульщиков, пустые полки в магазинах, разруха в стране – и прогнозы, прогнозы, прогнозы… Например, дотянет ли нынешний генсек до осени или смена караула произойдет еще до конца лета? Романцев-младший не выдержал и взорвался. Какого черта, спросил он, мы сидим здесь и толчем воду в ступе? Бесконечные разговоры, споры, дискуссии, после которых никогда ничего не меняется. Естественно, друзья вцепились в него мертвой хваткой, на Романцева посыпался град острот, а Романцев-старший попросил под смешки окружающих: «Ну-ка, сынок, просвети нас, скудоумных, что делать-то?».

И тогда Романцев рассказал о своей получасовой беседе со странным человеком по имени Карпинский. Романцев с детства не был приучен кривить душой и лукавить, поэтому поведал все так, как было. Он считал, что имеет на это право, поскольку Карпинский не просил держать их разговор в тайне. Не утаил Романцев и своих сомнений.

Реакция оказалась бурной, настолько бурной, что он и сам этого не ожидал. Вообще на разговоры о КГБ в семье Романцевых было наложено табу, и если знать историю этой семьи, то в этом нет ничего удивительного.

В доме повешенного не говорят о веревке. Романцев-младший об этом неписаном правиле забыл. Он продолжал делиться своими впечатлениями о встрече с Карпинским и не стал скрывать, что сам Карпинский ему симпатичен. Он вспомнил даже о прощальном рукопожатии и карточке. Он говорил, говорил – и не замечал, что в гостиной установилась зловещая тишина. Так молчат, когда в доме находится покойник.

– Ты закончил? – спросил Романцев-старший. Он был бледен, а его лицо… Нет, Романцев еще никогда не видел у своего отца такого выражения лица.

– Закончил, – буркнул Алексей. Ему самому был неприятен этот разговор. Похоже, он перегнул палку, и теперь сожалел об этом.

– Итак, мой сын сообщил нам потрясающую новость, – глухим голосом продолжил отец. – Чем ты заслужил такую честь, сынок? Писал доносы или, грубо выражаясь, стучал?

– Папа, ты же знаешь, что это не так. Давай прекратим этот дурацкий спор. Зря я все это рассказывал. Извини.

Щеки Романцева горели, как будто ему надавали пощечин. Он чувствовал себя неловко из-за присутствия друзей. К тому же ему не хотелось ссориться с отцом, и он решил не реагировать на его резкость.

– Ну почему же, Алексей? Мы ведь тебя выслушали. Конечно, в нашем… гм, обществе полно абсурдных вещей. Я допускаю, что любому порядочному человеку могут предложить работать на ГБ. Но я не допускаю даже мысли, что в самой ГБ найдется хоть один порядочный человек.