Параллельщики - Татьяна Буглак Страница 64

– Нет, – с сожалением возразил молчавший до сих пор Виталий. – Они не помнят прошлого, а тут важны одновременно и фон, и то воздействие, которое оказывает на него мозг человека. Так что никому из параллельщиков домой не вернуться, к сожалению, да и к счастью тоже. Их воспоминания полностью стерты слишком резким переходом и вызванным диссонансом пространства воздействием на мозг. У вас переход был не таким резким, но об этом мы пока мало что знаем. Ученого-то до сих пор не нашли. Ладно, пора за работу. Ты наверх?

– Да. – Я кивнула. – Пора браться за опись мезонина, может, там что интересное найду.

* * *

Новогодние праздники начались для нас раньше обычного: пятнадцатого декабря смущенный Азамат передал нам приказ бабушки – в воскресенье явиться к ней в гости. При этом был использован древний как мир прием семейного шантажиста: «Я уже старая, кто знает, сколько проживу, хочу всех твоих друзей увидеть и детишек тех, параллельщиков, да и причина для гостей серьезная – праздник у нас». Под праздником подразумевался день рождения пророка Мухаммеда – бабушка Азамата была правоверной мусульманкой. Всем пришлось подчиниться диктату старшего поколения, да и не возражал никто. В воскресенье, семнадцатого декабря, все мы явились в гости. На пороге обычной трехкомнатной квартиры нас встретила коренастая пожилая женщина с короткими, полуседыми-полурыжими, крашенными хной волосами. Доброжелательно улыбнувшись тем, кого уже знала, оглядела нас четверых цепким взглядом немного выцветших голубых глаз и снова улыбнулась: – Иса́нмесез ^[16]! Проходите к столу! Меня аби́ Майсе́ зовите, никаких отчеств! Давай, оны́к ^[17], повешу. – Она забрала у совсем оробевшей Маши курточку, подтолкнула девушку к двери в комнату: – Аби – это «бабушка» по-татарски. А ты чего стоишь? Славка, так? Иди, подругу свою на самое лучшее место сажай. Вы у меня сегодня – почетные гости. На столе была смесь привычных и совсем незнакомых нам блюд: плов и традиционные для нас соленья и маринады соседствовали с татарской выпечкой. – Откуда ты мясо-то на плов нашла? – удивился даже Азамат. – Три месяца, как весь город консервами питается. – Не твое дело – мои секреты узнавать. Ешь давай, и вы ешьте. – Она проследила, чтобы все положили себе ароматного плова с зубчиками пропаренного чеснока – тоже редкость в блокадном городе, – придвинула к Маше и Славке тарелочку с маринованным виноградом: – Родня по осени прислала, еще до блокады. Ешьте, ребята, ешьте, а то ты, онык, совсем худенькая.

Когда мы перепробовали уже все – после консервов такое изобилие буквально сводило с ума, и мысли «куда это впихнуть» не возникали, – аби Майсе выдала каждому по тонкому ломтику мяса, показавшегося мне сначала бастармой ^[18]. Но нет, это была вяленая в пряностях конина, нежная и ароматная.

– Держите. С лета берегла, а вы точно такого не ели никогда. Или ты, онык, не будешь? Православные ведь конину нечистой считают?

– Буду. – Маша взяла полупрозрачный темный ломтик. – Я не верю в бога.

– А я вот верю. – Аби Майсе задумчиво взглянула на нас. – Я, старая, вот что поняла: Бог один, только дороги к нему разные: у нас, мусульман, одна, у вас другая. Молитвы верующему помогают, но вера не в молитвах и обрядах, а в душе, и делиться на правых и неправых нельзя. Ну, поели? А теперь давайте рассказывайте, чем занимаетесь, как живете? Ты, Ната, о мире своем расскажи.

Голос женщины резко изменился, и из ласково-задумчивого снова стал властным и требовательным. Азамат тихо, чтобы бабушка не услышала, пробурчав: «Васса Железнова приказывает», толкнул Лаки локтем:

– Говори ты сначала, пусть Ната чай допьет.

Следующим мы, ровно через неделю, праздновали европейское Рождество – Виталий был лютеранином и, хотя и не придерживался никаких обрядов, повод устроить посиделки не пропустил, тем более что сочельник пришелся на воскресенье. Инесса втайне от специально отосланной к Гузелке Маши нарядила маленькую пушистую сосенку, срубленную Виталькой за поселком, под вышкой ЛЭП, испекла и русских пирогов с капустой, мясом и горохом, и свой молдавский – плацинду с замороженными вишнями. Праздник вышел, конечно, без традиционного гуся, да и вообще без мяса, зато на столе красовался медными боками «переходящий приз» – ведерный тульский самовар с медалями, еще по осени откопанный Шафкатом в своем коттедже (я точно знала, что к возникновению сего красавца никакого отношения не имела) и перетаскивавшийся из дома в дом на такие вот праздники. Мы пили чай, объясняя Славке и Маше, какие у нас есть новогодние традиции, они же зачарованно разглядывали стеклянные игрушки, боясь до них даже дотрагиваться. И были невероятно счастливы получить в подарок по такой вот хрупкой сияющей фигурке.

В понедельник же нам пришлось выслушать долгую нотацию Марии, возмущавшейся и нашим гощением у аби Майсе, и вчерашними посиделками.

– Ну ладно католическое Рождество, я это еще понимаю, – громко выговаривала нам «чистокровная интеллигентка и дворянка», сидя за завтраком в столовой и не замечая косых взглядов. – Виталий немец и имеет право отмечать Рождество по своему календарю, хотя он неправильный. Но вы – Тихон, Аркадий, ты, Ната, – как вы могли? Вы ведь русские, православные!

– Вы забыли, что я параллельщик, – очень спокойно поправил ее Лаки. – И Ната тоже. А Тихон – атеист.

– Но воспитаны-то в русских семьях! Ну ладно Рождество, а мусульманские праздники?! Вы же фактически участвовали в языческом жертвоприношении! Они же на такие праздники именно посвященную своему божку пищу ставят, а вы ее ели! Это язычество, дикость полная!

– И что? – вдруг подал голос всегда молчаливый и никогда не перечивший старшим Славка, стараясь сложить плохо еще знакомые слова в правильные фразы. – Я тоже язычником был, сейчас не знаю, кто я. Но лучше так, чем всех обвинять, как вы обвиняете. Аби Майсе больше верит, чем вы! Вы о добре говорите, а людям доброго слова не скажете. Как хотим, так празднуем. Тихон, пошли работать!

Несколько опешивший физик последовал за своим подопечным, одобрительно улыбаясь в бородку тому, что паренек умеет постоять за себя и друзей. За ними демонстративно потянулись все остальные, многие даже не доев свои завтраки – морализаторство Марии уже достало, а сегодня она вообще перешла грань, умудрившись оскорбить сразу всех присутствующих. Выходивший перед нами Бахрам на мгновенье задержался у стола москвички:

– Плохо ты о людях говоришь, хотя ученая вроде. Людей по человечности судить надо, а не по вере.

Разговор в столовой пусть и оставил у всех неприятный осадок и еще больше отдалил людей от Марии, все же быстро забылся: подступал Новый, 2018 год, который я встречала второй раз, и шутила по этому поводу, что умудрилась дважды войти в одну реку. В поселке царила суматоха: к столовой несколько раз подъезжали машины с ящиками каких-то продуктов, в городских магазинах переливались искрами елочные игрушки, мишура и ткани для карнавальных костюмов, в окнах квартир горели гирлянды, на главной площади спешно доделывали ледяной городок, а во дворах докрашивали снежные фигуры. Не хватало всем только одного – аромата цитрусовых. С елками проще – их, вернее сосенки, пусть маленькие и не столь красивые, все же можно было нарубить в окрестностях города, к примеру, под линиями ЛЭП. А вот свежие фрукты сквозь блокаду не провезти никак. И это огорчало очень многих, особенно детей, привыкших к новогоднему запаху мандаринов. Только вот в этот раз на столах не было даже обычных яблок.