Путь феникса - Вадим Проскурин Страница 62

— Ты… — прошептал он, и голос отказал ему. Он сглотнул и с трудом продолжил: — Тебя зовут Элоиза?

Она расхохоталась, и ее смех был подобен колокольчикам, в которые звонят в праздник блинов. И Майк понял, что она тоже накурена.

— А ты думал, кого-то другого трахаешь? — спросила она.

Майк помотал головой и пробормотал:

— Накурился как свинья.

Элоиза притянула его к себе и стала целовать в щеки, подбородок и губы.

— Ты такой милый, — сказала она. — Раньше я думала, ты дурачок стеснительный, а ты вон какой. Правильно девчонки говорят, в тихих омутах бесы водятся.

— Я тебя люблю, — сказал Майк. — Я тебя так люблю…

Элоиза хихикнула и сказала:

— Я заметила.

Он помог ей одеться, и они покинули курильню. Они бродили по улицам, о чем-то беседовали, время от времени принимались целоваться, и не раз Майк ловил на себе завистливые взгляды прохожих. Он был невероятно, невозможно счастлив, и он видел, что его любимая тоже счастлива. Их чувства подпитывали друг друга и сливались в нечто единое, и Майк не находил слов, которые могли бы правильно описать это нечто. Впрочем, он и не искал слов.

Майк плохо помнил, что было дальше. В какой-то момент они зашли в какой-то трактир, выкурили еще по косяку, потом Майк заказал комнату, она была холодная и грязная, но им было все равно. И в конце Элоиза заснула на его плече, а он лежал, разглядывая засиженный мухами потолок, и время от времени смеялся. Но негромко, чтобы не разбудить любимую.

За первой встречей последовала вторая, затем третья, четвертая… Это было безумие. Майк все время чувствовал себя, как будто обкурился опиума, но счастье от любви неизмеримо острее и сильнее, чем от травы. Это был прекрасный сон, один из тех снов, после которых не хочется просыпаться. Но проснуться пришлось.

Майк никогда не спрашивал Элоизу, кто ее родители. Он догадывался, что его любимая слишком высокого происхождения, чтобы простой воин мог официально посвататься к ней. Да он и не думал всерьез о женитьбе. Он вообще ни о чем не думал, любовь на время лишила его разума, он воспринимал мир так, как воспринимают его дикие звери. Он был беспредельно счастлив, и единственное, о чем он мечтал — чтобы это счастье длилось вечно. Но оно продлилось ровно сто дней.

В одно ужасное утро Майка вызвал полковник Слайти, и Майк, наконец, узнал родовое имя Элоизы. Она оказалась дочерью генерала Брентона. Генерал бесновался, брызгал слюной и тянул руки к Майку, как бы намереваясь его задушить. Какое-то время Майк терпел это, а затем заявил:

— Сэр, вы генерал, а я простой воин, но я человек, а не орк, и вашему благородию не подобает обращаться со мной, как с орком. У меня есть честь, а на чести бывают пятна, и они смываются только кровью. Что же касается ваших упреков, то я узнал родовое имя леди Элоизы лишь четверть часа назад. Мне нет дела до того, чья она дочь, потому что я люблю ее, а не ее родителей. Мне даже жаль, что она ваша дочь, потому что я не хотел бы, чтобы наш сын был подобен вам в крике.

Полковник одобрительно хмыкнул, но генерал бросил на него бешеный взгляд, и тогда полковник закашлялся и отвернулся. Генерал несколько раз вдохнул и выдохнул, как бы собираясь что-то сказать, но так и не нашел подходящих слов. Полковник прокашлялся и прервал неловкую паузу, спросив генерала:

— Может, отпустим бойца?

Генерал промычал нечто неопределенное, полковник кивнул Майку, тот вышел за дверь, и в этот момент генерал Брентон подобрал подходящие слова. Самым мягкими из них были «дерьмо» и «сгною». Майк стоял под дверью и слушал, как генерал орет, а когда он дедал паузу, чтобы перевести дыхание, полковник Слайти вставлял короткие фразы наподобие «пробу ставить негде» и «у парня хотя бы честь есть». А потом сэр Слайти вышел из кабинета, посмотрел на Майка печально, хлопнул по плечу и сказал:

— Держись, парень.

И вот теперь Элоиза Брентон осталась в стольном городе Барнарде, а Майк Карпентер держит путь к орочьему стаду, пастухом которого ему предстоит стать. Несостоявшийся тесть не врал, когда говорил «сгною», он постарался от души, подыскивая место несостоявшемуся зятю. Еще позавчера Майк не видел в своей судьбе ничего особенно ужасного, но вчера прокуратор Джеральд Смит подробно разъяснил ему, какое именно стадо ему придется пасти. Штрафное стадо, надо же, Майк и не знал, что такие бывают. А когда Майк поинтересовался, что случилось с предыдущим пастухом, сэр Смит неожиданно смутился и сказал:

— Не помню, если честно. Там пастухи постоянно меняются, больше трехсот дней ни один не задерживался.

И Майк понял, что сэр Смит смотрит на него как на покойника.

Но пока он еще жив. Его путь лежит на восток, в правый глаз светит солнце, степные ветры овевают его запахом неведомых трав, и конец пути близок. В двадцати шагах впереди неспешно бредет лошадь проводника, и когда он поворачивает голову, Майк видит одну из зеленых жаб, уродующих его щеки. Сзади бок о бок едут четыре орка-телохранителя, они вежливы и почтительны, но Майк не дурак, он понимает, что если кому-нибудь из них взбредет в голову отправить нового пастуха вслед за его предшественником, то так оно и случится. Но Майк вынужден им доверять, потому что следом за ними тянется длинный хвост орков-каторжников, которым терять уже нечего.

Внезапно лошадь проводника заржала и остановилась, а сам проводник громко свистнул, предупреждая об опасности. Телохранители пришпорили лошадей и выдвинулись вперед. Майк положил руку на рукоять меча, и сразу подумал, что теперь это движение стало дурной привычкой, в степи надо хвататься не за меч, а за лук.

В следующую секунду Майк понял, что стало причиной тревоги. Вернее, не что, а кто — всадник, замерший на вершине холма. Всадник, впрочем, не выглядел грозным, никакого оружия в руках у него не было, а когда он поднял пустую руку и приветственно помахал ею, демонстрируя мирные намерения, Майк совсем успокоился и тоже поднял руку и помахал ею. Всадник направил коня навстречу каравану.

— Кто это? — спросил Майк, обращаясь к проводнику.

— Не могу знать, добрый господин, — ответил тот. — Этот орк не из наших.

Но когда всадник приблизился, стало видно, что это не орк, а человек, и, более того, рыцарь — зеленых татуировок на лице не было, а над правым плечом торчала длинная рукоять рыцарского меча. В остальном он, однако, больше похож на орка, чем на человека — маленький, щуплый, лысеющий и весь какой-то задрипанный. Лошадь под стать всаднику — мелкая и задрипанная, серый орочий плащ продран на боку, прямо оборванец какой-то. Но меч говорит сам за себя.

Всадник подъехал вплотную.

— Приветствую вас, сэр рыцарь, — сказал Майк. — Я Майк Карпентер, пастух. Направляюсь в доверенное мне стадо.

Всадник кивнул и сказал:

— Ты можешь называть меня Джон Росс. Можно просто Джон. Я хотел бы воспользоваться твоим гостеприимством, сэр Майк.