Учебник по химии - Анатолий Ключников Страница 6

Её одноногий хозяин, в разорванной до пупа грязной рубахе, обнажавшей старые шрамы, сидевший прямо в дорожной пыли, сбитой тысячам ног. (Собственно, все попрошайки были калечными инвалидами, с нехваткой той или иной конечности, а не только друг собачонки.) Я в глубине души понимал, что война запросто может сделать меня калекой, но никак не мог понять, как можно вот так деградировать, и как я буду просить милостыню, сидя на земле рядом с лужей своей же мочи, поэтому в моём сердце жалость не просыпалась. Поэтому просто отвернулся.

Ощущалось грозное дыхание недалёких событий: город патрулировала не только местная стража, но и военная. Никакой расслабленности. Наёмники скупают оружие и щеголяют с мечами в непотёртых ножнах и раскрашенными щитами, не поблекших от дождей и солнца, без единой щербины. У кого-то и доспехи новенькие. Когда по городу шляются толпы таких вот возбуждённых молодчиков, среди которых много зелёных юнцов-первогодков, да ещё и «подогретых» в кабаках на радостях встречи давних друзей или от скуки, то без военных патрулей уже никак не обойдёшься. Причём конных, с которыми драться — совсем не то удовольствие.

Подъехал я к корчме «Три звёздочки». Сколько раз я тут бывал — уже не сосчитать. Могу только ручаться, что хозяин тут четвёртый. Хозяева меняются, но, слава Пресветлому, есть ещё в этой жизни постоянство: полы, лавки и столы тут как воняли прокисшим пивом двадцать лет назад, так и воняют до сих пор. Тот же знакомый запах пота, перегара, курева, горелого масла в светильниках — запах родины, одним словом. И рожи за столами как будто бы не меняются: такие же заморенные, с мутными глазами, с гнилыми зубами, с волосами-патлами, с красными носами, с каплями пота. И девки на раздаче — неизменного возраста, хотя имена их с годами меняются, конечно: была Светлица, а стала Зорка. Даже примета у меня есть: когда тут служила Ярица — я всегда возвращался без ран, а когда Топаза — вечно у меня потом проблемы: то сопрут что-нибудь, то оплата будет неполной.

Невдалеке от дверей корчмы валялся мужик в луже блевотины, с вывернутыми карманами. Вот и приехали, слава Пресветлому.

— Ну, что, лошадка, перекусим? — спросил я свою кобылу, наклонившись над её ухом, сразу отряхнувшимся, как будто у овчарки.

Притомившаяся Чалка согласно фыркнула, кивнула, брякнув уздой. Что ж, раз наши мнения сходится, то, хочешь-не хочешь, а закусить надо. Пива с дороги выпить. Заодно и переночевать.

Я спешился. Навстречу мне выскочил проворный паренёк, подхватил брошенный мной повод и повёл лошадь в стойло. На рубахе у него красовались грязные пятна, — похоже, он торопливо вытирал руки, не сообразив, что они перепачканы конским навозом.

Я вошёл в душное полутёмное (вечер уже) помещение, стараясь не привлекать внимание: ссутулил плечи, взгляд как бы в сторону. Да, не офицерская походка, согласен. Зато у пьяных завсегдатаев при виде такого посетителя не вспыхивает желание сходу набить ему морду, — из расчёта пять придурков на одного вошедшего, чтобы уж наверняка. Я кушать хочу и спать, а не играть в мастера рукопашного боя.

Тактика сработала: сидящие за столами лишь мельком глянули на мою сухощавую фигуру профессионального убийцы в кожаной куртке с медными бляхами для защиты груди, на нож у пояса с рукояткой, обмотанной полоской обтёртой телячьей кожи, на меч с левой стороны, на плащ-палатку, на заплечный мешок из грубого полотна — и сразу как будто бы забыли, кого видели. Уважаю. Тоже такой вот особенный кабацкий профессионализм.

Заказ мой тоже был стандартный за последний десяток лет: Чалке — овса и воды, обтереть, а мне — пива и тушёного мяса (жареное, увы, кушать уже здоровья не хватает). И вот сижу я себе тихонько, лениво от мух отмахиваясь, никого не трогаю, занюхиваю пиво запахом своей кожаной куртки, промоченной солёным потом, жую тщательно мясо (знахари говорят — именно так и нужно кушать, по правилам), и уже прикидываю, в какой бы комнате заночевать за минимум оплаты (а я тут, сами понимаете, все комнаты знаю наизусть уже, и даже с каждым тараканом лично знаком, и со всеми его внуками-праправнуками), как вдруг в корчму заходит ЭТО.

Я почему-то сразу же назвал ЭТО чудо студентом. Корчма, которую я описываю, находится в довольно крупном городе, столице, — тут даже университет есть. Студиозусов я тоже, слава Пресветлому, повидал в разных городах и странах множество, в разные годы, и поэтому сразу же решил, что новый посетитель корчмы — студент. Привычка, знаете ли, вторая натура; наши манеры выдают нас с головой: кто есть кто — вот и я сходу сделал вывод, что сей экземпляр — воспитанник именно этого университета, а не ученик ремесленника. Я только немного удивился, что этот грызун научного гранита зашёл в корчму один, без товарищей, и зашёл именно в «Три звёздочки» — сюда студиозусы не ходят, насколько помнилось по прошлым годам.

Кабацкие завсегдатаи лишь на миг повернулись в сторону двери, слегка затормозив разговоры, но, решив, что вошедший не достоин их высокого внимания, снова возобновили галдёж и пьянку. Что ж, раз нового посетителя решили морально не давить, как и меня, то я уже приготовился забыть сей экземпляр местно фауны.

Но не вышло.

Студент бочком подсел за мой стол, и заискивающе, робко, изподлобья спросил:

— У Вас свободно?

Наверное, учёные именно для этого и нужны: задавать идиотские вопросы, чтобы потом тратить казённые деньги на их ответы. Если за столом сидит только один человек, то стол, конечно же, можно назвать свободным. Спрашивать нужно было так: «Вы никого не ждёте?»

И ведь дёрнул же меня Нечистый буркнуть: «Садись». Наверное, и понемногу старею. Хочется живого общения, а студенты в разговоре дадут сто очков вперёд любому грузчику. Когда за твой стол не садятся даже самые отвязные забулдыги, хоть ты и не убиваешь никого просто так, то с годами становится как-то скучно, тоскливо. Тут и студенту будешь рад.

Студент оказался, и правда, какой-то не такой. Нервный. Хлопковая бесформенная курточка с капюшоном цвета какао, суетливые, лишние движения. Капюшон зачем-то на голову напялил, как будто дождь или жара. Как будто впервые в жизни стырил трояк серебра, вот и дёргается — а вдруг весь мир уже знает об этом ужасном преступлении?! Тонкий нос, тонкие губы, ломкий голос — салага. Небось, хапнул «неуд», а теперь срочно думает, как бы на деревню дать предкам достойный письменный отчёт. Сейчас водки закажет…

— Мне квас и кашу.

Всё, нужно поворачивать назад. Если я не могу правильно дать оценку человека, то на войне мне предложат быть максимум рядовым. Причём в центурии ландшафтного дизайна: окоп там вырыть, али ещё какой эскарп. А я ведь в последние годы деньги стриг в отрядах нештатного набора, где задания дают особые, необычные… Где как раз головой нужно думать почаще.

— И пива ему. За мой счёт.

Это у меня от досады, что ли, сорвалось? Или просто хотелось разговор завязать? Ах, если бы я знал тогда…

— Благодарю.

Отказываться он от халявы не стал. Ну, точно студент.

Так как выпивку заказал я сам, то уже с полным правом вопрошал: