Летописи Дорна. Белый воин - Алексей Осадчук Страница 59

В Ветхом Завете есть книга, посвященная одному очень богатому и уважаемому человеку. Имя его было Иов. При всем богатстве сей муж, как ни странно, был глубоко верующим человеком. Имея высокое положение в обществе и большое состояние (казалось бы, чего можно еще желать от жизни?), Иов постоянно и неустанно молился Богу, и Он благословлял его.

Этот человек, естественно, не остался без внимания Искусителя. И так и эдак пробовал он на прочность веру Иова, даже выпросил у Бога разрешения использовать против него свою черную власть. В ход пошло все: разорение, убийство любимых детей, страшная болезнь, но ничего не вышло у Дьявола — Иов остался верен Богу. За что и был вознагражден, причем получил значительно больше, чем имел раньше.

Саша несколько раз читал эту библейскую историю, и его всегда поражали слова Иова, потерявшего все, кроме жизни: «Чего боялся я, то и постигло меня».

Человеку свойственно жить в постоянном предчувствии чего-то плохого. Вроде бы все хорошо или почти хорошо, но зачастую какое-то странное и необъяснимое беспокойство сжимает холодными тисками сердце. Так уж устроен человек. Так был устроен Иов, и так же был устроен Саша…

В середине ночи его сменили проснувшиеся Всемила и Дора. Они, ежась и подрагивая после сна, придвинулись поближе к костру. Несмотря на то что их маленький отряд был уже далеко от «мертвого» леса, женщинам, жадно тянувшимся ладонями к языкам пламени, все еще казалось, что они чувствуют его ледяное дыхание.

Подождав еще немного и убедившись, что женщины окончательно проснулись, Ксандр прилег недалеко от костра. Закрыв глаза, он долго думал о переменах в своей жизни, о родителях, об Альдоре и воинах, об интернате и ребятах. Сон постепенно окутывал его сознание. Реальные мысли стали понемногу смешиваться с сонными образами и видениями. За эти недели он научился балансировать на грани сна и яви, не давая дремоте полностью завладеть сознанием, так, наверное, отдыхают дикие звери, постоянно готовые к нападению. Но кроме того, не давало расслабиться и заснуть странное чувство беспокойства. Легкими, но настойчивыми прикосновениями к сердцу оно что-то силилось сообщить пытающемуся заснуть принцу. Однако ночь — это, как известно, владение сна, и он, как полноправный хозяин, постепенно побеждал слабые ростки тревоги. Хотелось немного отдыха и забытья…

— Ира? Это ты? — Саша попытался протереть глаза.

Такой картины он никак не ожидал увидеть. Рядом с костром сидела его одноклассница Ира Михайлова. Ее светлые джинсы и спортивная куртка резко контрастировали с грубой одеждой из шкур хррагов, надетой на сидящих рядом, но как будто не замечающих ее женщин. Односельчанки тихо перебрасывались короткими фразами, постоянно оглядываясь и прислушиваясь к ночному лесу. Эти женщины, видимо, привыкли к такой жизни — наверняка жены часто сопровождали мужей на охоту или другие промыслы. Они по очереди вставали и отходили в темноту, вглядываясь в чащу.

Ира Михайлова сидела напротив костра боком к лежащему Саше. Ее голубые глаза отстраненно смотрели на игру языков пламени. Светлые вьющиеся волосы были завязаны в хвост на затылке светло-розовой резинкой. Она сидела, положив руки на поджатые к груди колени. Даже в свете костра на ее курносом лице были видны веснушки.

Нереальность происходящего приковывала взор. Противоестественным было появление его одноклассницы, которую он не видел уже около четырех лет, то, что женщины не замечали загадочной гостьи. Но самой странной деталью было то, что Ира, будучи одного года рождения с Сашей, так и осталась в двенадцатилетнем возрасте — именно такой, какой она ему запомнилась, когда ее увозили из интерната. Те же джинсы и спортивная куртка, та же прическа и та же розовая резинка — ничего не изменилось.

Ему вспомнился тот дождливый промозглый день, когда увозили Иру. Уже потом он узнал, что директор и школьный психолог решили отправить психически неуравновешенную девочку в психушку, называемую в простонародье «Пятеркой».

О! «Пятерка» была самым совершенным инструментом запугивания, которым без зазрения совести пользовалось руководство интерната. Неугодные или слишком «активные» дети старались не попадаться на глаза директору, чтобы не попасть в руки врачей «Пятерки». Но некоторым это не удавалось. Тогда интернатовским психологом Зиной Петровной спешно составлялось заключение о психической неуравновешенности, и провинившийся попадал на «лечение». Обычно срок длился около недели. Кто-то из «Пятерки» возвращался, а кто-то так и оставался навсегда.