Ангелофрения - Максим Хорсун Страница 59

Но полет «Тиона» был целиком и полностью связан с событиями мистическими, поэтому фантастический апофеоз на краю земли казался ожидаемой, логичной развязкой.

Роланд воспринял то, что происходило дальше, со спокойствием вынужденного фаталиста.

Вот огненные жгуты полярного сияния скручиваются в небе спиралью. Наверное, это проекция сооружения из менгиров и необработанных глыб, находящегося в низине, на небесный экран.

Вот центр спирали раскрывается пастью-воронкой, которой бы позавидовала мифическая Харибда. Внутри нее – бездонная синь, такую можно увидеть, подняв дирижабль высоко над облаками. Глядя на то, что творится в небесах, Роланд мысленно хвалит себя за предусмотрительность – он приказал Грегу отвести «Тион» от места высадки на десять миль.

Вот из пасти-воронки звучит громоподобный голос:

– Кто осмелился?..

Вот Заказчик кладет ладонь на рукоять меча и произносит негромко, но так, что слышно всем:

– Кто, кроме бога?

– Михаил… – раздается в ответ. – Старший вестник, повелитель ветра и туч. Час настал?

– Давно. Отдай то, что хранишь, старый судья.

– Держи крепче, преемник.

Возле воздетой руки Заказчика вспыхивает квадрат света. «Центурион» тянется к нему и вынимает из золотистого свечения какой-то предмет…

Книга! Роланд стоит неподалеку. Ни одно слово Заказчика, ни одно его движение не ускользает от внимания капитана.

– Светоносный был здесь, – снова доносится из разверстой пламенной пасти.

– Меня не остановить, – говорит Заказчик, прижимая книгу – фолиант с обложкой из переплетенных металлических полос – к широкой груди.

– Гордыня – это порок… – назидательно гудит голос. Похоже, это его последние слова.

Воронка в небесах затягивается, огненные жгуты бледнеют, распрямляются. Полярное сияние приобретает прежний вид. Над сопками вспыхивает белое золото солнца.

Заказчик пошел по своим следам обратно.

– И этому всему есть объяснение? – спросил капитан, барабаня пальцами по прикладу карабина.

– Есть, – не оборачиваясь, бросил «центурион». – Ты можешь звать меня Михаилом.

– Очень приятно, – отозвался Роланд. – А кто такой старый судья?

– Знать этого не стоит. Он давно уединился в поисках покоя и не участвует в судьбе мира, – уклончиво ответил Михаил.

Едва Роланд выбрался из низины, едва он успел вычистить снег, набившийся за голенища, как матросы всполошились:

– Капитан! Видим людей! Они идут из тундры!

– Откуда они взялись? – насторожился Роланд.

– Будто с луны свалились, капитан, – последовал неуверенный ответ.

– Местное племя?

– А вы сами взгляните…

Михаил уже стоял на вершине сопки. Он обозревал окрестности, поворачиваясь грузно и неторопливо, подобно башенному орудию. Фолиант Заказчик по-прежнему прижимал к груди одной рукой, во второй он держал «зеркало».

Роланд взобрался по ненадежному осыпающемуся склону, встал рядом с Михаилом.

…Они приближались широкой цепью, выстроившись полукольцом. Серые, неприметные, в одежде, сливающейся с местностью. Бесшумно, уверенно, почти синхронно. С каждым шагом – быстрее и быстрее. Того гляди, сейчас перейдут на бег.

Капитан поморщился, словно от зубной боли, едва взглянул в окуляры бинокля.

На этих людях не было одежды. Бинты. Заскорузлые бинты в несколько слоев. В прорехах бандажа просматривалась почерневшая плоть. Мумии из Нового Царства, ожившие благодаря злой силе и благодаря ей же заброшенные в пустынную тундру!

Их зарыли в мерзлую землю, оставили ожидать прибытия Михаила и воздухоплавателей с «Тиона». Кто мог это сделать? Пасть говорила о каком-то Светоносном…

«Светоносный – звучит жизнеутверждающе… – рассеянно размышлял Роланд. – Там, где свет, нет места тьме… Разве только густым теням…»

– Чего же вы ждете? – недоуменно обратился Роланд к Михаилу. – Испепелите их! Синим светом! Вы ведь можете!

– Увы, – вздохнул Заказчик. Зашелестела сталь, когда он потянул меч из ножен. – Не в сей раз.

Что ж. Тогда – драться. Роланд повернулся к матросам.

– Сигнальную ракету – немедленно! Занять позицию на возвышенности!

Грег Баттон увидит сигнал и подведет «Тион», чтобы забрать их с сопки. Что такое десять миль для дирижабля? Пустяки… Они продержатся. Ведь у мумий нет оружия, мумии собираются навязать рукопашную. Но прежде им доведется отведать свинца из «трехлинеек».

– Целься! – приказал Роланд, покрепче притискивая приклад к плечу. Мумий – с полсотни. Они сходятся серым кольцом вокруг сопки, на которой приготовились к круговой обороне воздухоплаватели. Уже без бинокля видно, как светятся глаза живых мертвых, лучась иномировой силой.

– Огонь! – кричит Роланд и спускает курок.

Перрон был пуст.

Над рельсами висел промозглый туман. Он не растекался в стороны, он все еще сохранял форму страшного поезда «повелителя железных дорог».

Магдалина поправила корсет, отряхнула подол платья. Но не потому, что сильно беспокоилась о внешнем виде. Просто эти нехитрые манипуляции помогали ей сохранять связь с реальностью.

– Что ты знаешь о себе? – послышался злой и насмешливый шепот. – Кто ты? Откуда?

Она была одна.

Вокзал Мемфиса обезлюдел. Часы на башне остановились, но не в двенадцать часов, как в Фивах будущего, а в пятнадцать минут третьего. Магдалина знала, что вокзальные служащие заводили часы раз в четыре дня. Значит, люди покинули город как минимум… да, четыре дня назад: железная логика!

– Куда ты намерена идти? – шипел ей вслед Лукавый. Он прятался в тумане; возможно, он тоже стал туманом. А возможно, это она вывалилась за пределы нормального течения времени. И снова никто ей не мог объяснить и рассказать. Снова сама против всего мира. Нет – против множества миров! Ни дядя, ни Роланд, ни Мукеш, ни даже Каин с Адамом – никто не мог помочь или хотя бы приободрить словом.

– Куда ты денешься от себя?

Магдалина пересекла привокзальную площадь. От отключенных фонтанов несло болотной тиной. Над позеленевшей пузырящейся водой в их чашах кружили комары.

Пусто, глухо и сумеречно. На проспекте Седьмого Обелиска ни паромобилей, ни конных экипажей. Лишь суетливо перебегают широкую дорогу крысы да вдалеке пируют вороны над раздувшимся трупом лошади.

Магдалина сиротливо огляделась. Что делать дальше, она не знала.

Мемфис стал одним старым, предназначенным под снос многоквартирным домом. В нем была тысяча дверей и десять тысяч окон, но нигде не звучали ни голоса, ни шаги. Ни детского смеха, ни стариковского брюзжания. Ни семейных ссор, ни объяснений в любви. Только шорох крысиных лап, скрип ветвей и гул ветра, заметающего проспект розоватой пылью, несущего вдоль тротуаров обрывки газет и пожухлую листву.