Ревенант - Павел Корнев Страница 59

К вечеру на улице посвежело, и мы с Микаэлем укрыли наш немалый арсенал под плащами, а Франсуа так и остался в жакете; неприятная прохлада его, казалось, нисколько не донимала. Чем сильнее сгущались сумерки, тем чаще попадались на глаза стражники, а обыватели либо ужинали в тавернах, либо спешно расходились по домам. На углах зданий зажигались закрепленные на стенах фонари, но переулки оставались темны, поэтому мои спутники не расслаблялись и внимательно посматривали на подворотни, мимо которых пролегал наш путь.

Я тоже бдительности не терял и поглаживал пальцами рукоять приведенного к бою пистоля. Мне было… неуютно. Сказать начистоту – я боялся. Всегда неприятно осознавать, что кто-то не просто желает тебе смерти, но собирается предпринять конкретные действия, дабы ты поскорее отправился в мир иной. И не имело никакого значения, что последние шесть лет я постоянно жил с этим страхом и он давно стал привычным и обыденным, а с прошлой осени на меня и вовсе объявили натуральную охоту. Привыкнуть к такому попросту невозможно. Да и не нужно. Привыкнешь – считай мертвец.

Внутренние створки ворот на ночь сдвинули, но между ними оставался достаточный зазор, чтобы проехал верховой; нас пропустили без единого вопроса. И сразу улицы заполонил непроглядный мрак весенней ночи. Растущая луна затерялась за плотной пеленой облаков, и лишь изредка темень разрывали проникавшие через щели в ставнях лучи тусклого света да неярко мерцавшие у калиток церковных оград лампы. Время от времени из темноты доносились шорохи и быстрые шаги, но в темноте производившие их полуночники и оставались. Несколько раз нас нагоняли верховые, однажды мы и сами опередили позади прыгавшую на ухабах карету.

Некоторое время спустя улица расширилась и дома перестали тесниться друг к другу, образуя строгие бастионы кварталов. Застройка раздвинулась, строения начали прятаться поначалу за высокими каменными заборами, а после и за деревянным штакетником. Тогда-то впереди и замелькали отсветы факелов. Порыв ветра донес обрывок зажигательной мелодии, выводимой скрипками, бубнами и дудками, немного погодя долетел аромат жарящегося на углях мяса.

– Приехали! – оживился Микаэль, которому блуждания по ночному Риеру уже успели осточертеть. В спящих кварталах было слишком тихо и спокойно для его неуемной натуры, а вот в таборе жизнь била ключом. Терзали инструменты музыканты, тут же изгибались в соблазнительном танце девицы, одетые столь скудно, что при виде них ревнителей нравственности и почтенных матрон попросту хватил бы удар. Жонглеры без страха перебрасывались пылающими булавами, трюкачи выдыхали огонь, фокусники морочили головы зевакам. Тех же, кого не прельщали столь безыскусные развлечения, завлекали в шатры на карточные игры лукавые проходимцы, а смуглокожие распутницы тянули туда горожан совсем за другим. Дабы придать веселью должную остроту, чумазые детишки разносили вино и пиво. Их младшие братья и сестры без лишних затей клянчили у подвыпившей публики деньги.

Публики собралось, к слову, преизрядное количество. Кто-то из горожан пришел пешком, кого-то подвезли на телегах, а на краю пустыря стояло несколько карет с завешанными гербами на дверцах. Хватало и тех, кто прибыл сюда верхом, им шустрые юнцы наперебой предлагали приглядеть за лошадьми.

Я кинул одному такому гнутый крейцер, а Микаэль, передавая поводья своего жеребца, предупредил:

– Уведут, руку отрежу.

Пацан ничуть не испугался угрозы, лишь рассмеялся.

– За эдакого красавца и руку отдать не жалко! – нахально ответил он.

– Поверь, такой размен не понравится ни тебе, ни мне, – заметил маэстро Салазар, и желание шутить у юнца как-то резко испарилось.

Пустырь опускался чуть ниже уровня дороги и окрестных строений, по его краю из земли огромной окружностью вырастали ряды каменных скамей, в проходах между ними виднелись обломки ступеней. Развалины древнего амфитеатра считались у горожан местом нечистым, и селиться здесь никто не желал, а вот безбожникам-сарцианам на эти предрассудки было плевать. Мы вошли в круг костров, на которых что-то жарилось и варилось в огромных котлах, отшили приставучую гадалку, а Блондину пришлось сдержать натиск красотки, вознамерившейся увести его в один из шатров. И хоть из этого испытания он вышел с честью, от поднесенного рога с вином отказаться не смог.

– Пропал человек… – вздохнул Микаэль, который от выпивки благоразумно воздерживался.

Франсуа де Риш легкомысленно махнул рукой, осушил рог до дна и за пфенниг получил следующий. Дальше нас едва не затянули в хоровод подвыпивших гуляк, пришлось вырываться и отходить в сторону. На этом краю пустыря расположились кудлатые седобородые ремесленники, прямо на глазах гостей они мастерили затейливые безделушки, вырезали свистульки, собирали и раскрашивали марионеток, а после требовали за эти поделки несусветные деньги.

– Зря мы сюда приехали вечером, – заявил я, перекрикивая музыку и стук молоточков о походные наковальни. – Сейчас с нами говорить никто не станет. Утром вернемся.

– Смотри и учись, – проворчал Микаэль и вдруг резко обернулся. – А где Блондин?

Как оказалось, Франсуа отошел к ближайшей компании музыкантов, забрал у скрипача инструмент, а после заставил умолкнуть остальных и начал играть сам. И как играть! Проняло не только пьяных горожан, но и сарциан. Мелодия казалась неуловимо знакомой, но припомнить, где слышал нечто подобное раньше, не удалось. Франсуа точно изменил музыку, добавив изрядную долю варварской экспрессии.

– Ты знал, что он умеет играть на скрипке? – спросил остолбеневший от изумления Микаэль.

– Понятия не имел, – признался я и махнул рукой. – Ладно, займемся делом. Что ты там предлагал?

Маэстро Салазар крутанул в пальцах монету в десять крейцеров, и блеск серебра тут же привлек сарцианку, не слишком молодую и красивую, но вполне миловидную.

– Сеньоры желают развлечься? – низким грудным голосом поинтересовалась черноволосая распутница и оправила лиф платья, обтягивавший немалых размеров бюст.

– Будущее хочу узнать. Гадалка нужна, – заявил в ответ Микаэль, не спеша расставаться с монетой.

Сарцианка заливисто рассмеялась и обвела рукой шатры, изукрашенные затейливыми и таинственными, но лишенными всякого сакрального смысла узорами.

– Выбирай, красавчик! Провидицы знают о судьбе и предначертании все. Всю правду расскажут, не обманут!

Микаэль покачал головой.

– У меня на родине говорят: будущее открыто лишь для мертвых глаз. Нужна гадалка с бельмом на глазу!

– Таких у нас нет, – неуверенно покачала головой сарцианка.

Маэстро Салазар будто фокусник крутанул кистью, и монет в его пальцах стало две.

– Я не поскуплюсь!

Но без толку – женщина развернулась и затерялась в толпе. Следующие попытки выяснить хоть что-то о ведьме с бельмом на глазу успехом так же не увенчались, и Микаэль покачал головой.

– Ладно, вернемся сюда утром. Надавим на местных заправил.