Непрощенный - Александр Лидин Страница 57

В сиянии заката, над мерцающими пиками и волнующимся серебряным морем, словно радужные стрекозы, реяли самолеты. Из космопорта на севере поднялось несколько могучих боевых кораблей и пропало в вышине неба.

Колоссальное солнце село. Сиреневые тени сгущались в бархатную ночь…

Э. Гамильтон. Звездные короли

Две золотых луны поднимались в небо, в котором сияли мириады звезд, складываясь в незнакомые созвездия и соперничая с трепещущими огнями города.

Алларт стоял на балконе огромной жилой башни. С многометровой высоты как на ладони был виден квартал торговцев, раскинувшийся у ее подножия. Когда-то в этих приземистых двухэтажных строениях располагались склады. Но это было давно. Вымершая, выжженная столица снова заселялась, и теперь в них жили торговцы — жили там же, где торговали. Так выходило и удобнее, и безопаснее. А торговали тут всем — и торговали все… впрочем, как и в любом рыночном квартале Галактической Империи. Алларт смутно об этом догадывался — правда, сравнивать ему было не с чем: ни разу за всю свою долгую жизнь он не покидал владений барона Пако. Но ему и дома хватало впечатлений. Здесь, в лабиринте узких улочек, где с трудом могли разминуться две платформы, за занавесками и шторками, в тени карнизов, можно было встретить таких торговцев и покупателей, что и видавшего виды копателя брала оторопь.

И все же в торговый квартал Алларт входил без страха. А вот «скотный рынок» старался обходить стороной. Здесь пахло потом, кровью и страхом. Когда приходилось покупать хэнаков, Алларт посылал туда Тейса — под предлогом, что тот лучше разбирается в ездовых птицах. Он не мог проходить мимо этих тварей, сидящих в силовых клетках и резервуарах, закованных в электрошоковые браслеты, бунтующих или покорно ожидающих своей участи. Здесь торговали рабами и домашней скотиной, и трудно было отличить разумных от неразумных. Но хуже всего был «красный угол», где продавались существа любого пола и вида, предназначенные для плотских утех. Зачастую покупателю предлагалось опробовать товар в деле прямо на месте — для этого предназначались кабинки, нарочно не оснащенные звукоизоляцией: считалось, что это привлекает клиентов. Самый воздух был напоен похотью, вызывая необоримое ощущение — смесь восторга и стыда.

За рынком рабов тянулась полоса развалин — язык не поворачивался назвать их домами. Уродливый нарост, сдерживаемый силовым барьером с одной стороны и городской стеной с другой, — нарост, который невозможно ни вырезать, ни выжечь. Раз в десять-пятнадцать дней здесь случались пожары, и их никто не тушил — даже обитатели этих трущоб. Да, у трущоб тоже были свои обитатели. Любому живому существу нужно место, которое оно может назвать своим домом, и неважно, сколько кусов лежит у него на кредитной карте… и если ли у него кредитная карта, кошелек или нитка бус, которую можно обменять на мешок кореньев и кусок вяленого мяса. И поэтому, стоило угаснуть пожару, развалины начинали отстраиваться — так отстраивают свое жилище муравьи и термиты. По сути, это и был гигантский термитник, населенный существами, непохожими друг на друга и обеспечивающими существование себе и своим соседям. Подобно муравьям и термитам, они не задумывались о том, как и зачем это делают — равно как и о чем бы то ни было еще. Они жили сегодняшним днем, забивали дыры в стенах пластиковыми щитами, пристраивали лестницы, чтобы забраться на верхние этажи чудом не обрушившихся зданий. Они сбрасывали нечистоты прямо в узкие проходы между постройками и воспринимали источаемый смрад как нечто само собой разумеющееся. Так же они воспринимали смерть и рождение себе подобных — как, наверно, воспринимают рождение и смерть термиты и муравьи. И дело не в том, что обитатели трущобного квартала были от природы слабы разумом. Просто их разум занимали совсем другие проблемы, так что на размышления о смысле жизни и природе вещей не оставалось времени. Им нужно было выживать.

За городской стеной, вдоль горизонта, протянулась неровная зеленая полоса — словно кто-то взял кисть и нарисовал неровную линию. Вильда… Тот самый зеленый кошмар, откуда Алларт выбрался три дня назад. Вильда, пожравшая почти всех его товарищей. И все из-за этого грязного пига Отто Чаруша, чтоб ему лопнуть! Алларт сплюнул и вполголоса выругался. Мало ему взяток, которые он берет с копателей — так теперь жирному мибуну приспичило получить лишнюю подачку из рук барона! Откуда теперь брать команду? Потеря корабля — это еще полбеды: запасов, скопленных за долгие годы, хватит не на одну летаду. Но команда! Команда, которую он не отбирал — она отбиралась сама, отбиралась из тех, кто не только знает свое дело, но и не обделен смекалкой, злостью. Из тех, кто не станет брезгливо морщиться, если доведется копаться в крысином дерьме, а потом жрать тех же крыс, едва обжаренных на горелке. Одна Матильда чего стоила! После конфликта на Кан-Мора немногочисленная диаспора арахнов покинула владения барона Пако, а немногие оставшиеся подданные Великой Пожирательницы Си слишком хорошо устроились, чтобы прельститься местом в отряде копателей.

А вместе с Матильдой пропал и странный лабус с Планеты, который так хорошо дрался. Исчез вместе со своей древней аммой… Ладно, ну ее, аммушку, как ушло, так и пришло, но Матильда!..

За спиной послышалось осторожное покашливание, и в воздухе поплыл томный запах ментола. Копатель обернулся. В дверях, согнувшись в почтительном поклоне, стоял слуга. На подносе, который он держал в руках, дымились две чашки ароматного травяного отвара.

— К вам посетитель, господин. Прикажете впустить?

Голос у слуги был мягким, точно ком ваты. Алларт ухмыльнулся. Вот молодец, знает свое дело. Ни напоминать ему не надо, ни указывать лишний раз. И перед глазами без нужды не маячит… Хоть одна радость в жизни осталась.

— Впускай.

Алларт еще раз взглянул на неровную зеленую линию на горизонте и вернулся в кабинет.

После яркого солнца царящий в комнате полумрак давал приятный отдых глазам. Стены кабинета были отделаны зелеными пластиковыми пластинами, прошитыми желтоватой проволокой. В свое время Алларт немало понатаскал с Планеты этого добра… а потом неплохо наварился, продавая остатки запасов заказчикам и скупщикам, которых нарочно приводил сюда. В центре комнаты возвышался резной каменный стол с биокомпом в окружении глубоких анатомических кресел, а сбоку притулился крошечный металлический столик-мобил, на котором уже стояли чашки. Что касается верного слуги, то он как будто растворился в воздухе.

Копатель одернул халат из дорогой ткани — мягкой, как пух хэнака, но по виду напоминающей тронутую патиной бронзу, — опустился в кресло и небрежно ткнул пальцем во встроенный пульт. Столик, перебирая паучьими ножками, засеменил к нему Подушки вызывали ощущение, что тело парит в невесомости, аромат ментола погружал в забытье… Оставалось только протянуть руку и взять чашку.