В тени короля - Ольга Ясницкая Страница 53

— Ладно, меня уже здесь нет.

На улице его нагнал Бродяга. С минуту друг молча шёл рядом, а потом резко остановился:

— Слушай, Керс, я благодарен тебе за то, что ты спас меня, но… — он запнулся. — Ты уж прости, но тебе в моём доме не рады. Не потому, что Эмми, я и сам не в восторге от твоей выходки. Если честно, не понимаю, почему Севир не пристрелил тебя. Я бы точно пристрелил, будь у меня такое право.

Ничего удивительного, если уж Севир против него, что тогда говорить за остальных. Половина местных — свободные, и как бы они ни ненавидели Кодекс и Заветы, они всё-таки люди и всегда будут на стороне своих, но слышать подобное от собрата, тем более, от друга, оказалось похлеще казни на Площади Позора.

— Я тебя понял… брат, — Керс сухо ухмыльнулся. — Есть ещё претензии? Выкладывай, не стесняйся.

Поджав губы, тот покачал головой, то ли отвечая на вопрос, то ли осуждая за сделанное, а может, и всё сразу.

— Имя хоть мальку дали? — вдруг захотелось узнать. Всё-таки нечасто увидишь вольного осквернённого, не считая уруттанских танаиш.

— Дали, — неохотно отозвался Бродяга и поспешил обратно к себе домой.

Керс смотрел ему в спину до тех пор, пока бывший друг не скрылся за дверью. Весь мир отвернулся от него, ощетинился зверем и, клацая зубами, гнал его прочь куда-нибудь в глухие леса, подальше от людей, подальше даже от таких, как он. Всего за одну ночь он стал опаснейшим преступником для свободных и презираемым изгоем для своих. Триста Шестой да кучка желторотиков — те немногие, оставшиеся на его стороне, но надолго ли? Хотя Альтера тоже не осуждала его, но у неё свои цели, плевать ей на всех, а вот поддержит ли его Твин, когда вернётся?

С появлением Альтеры Керс ещё больше запутался. И если раньше он считал, что вторая личность Твин всего лишь своеобразная защита, то теперь сильно сомневался в этом. Хотя куда он лезет? В самом себе бы разобраться. Слишком быстро всё изменилось, изменился и он сам. Теперь, глядя на себя в зеркало, Керс не знал, кто перед ним и чего ожидать от этого незнакомца. С одной стороны, это даже нравилось ему, с другой — до жути пугало… А ещё пугало, что полжизни он провёл в иллюзии, как наивный ребёнок верил, что у него была настоящая семья, вот только на деле получилось, что они просто держались друг друга, потому что так легче выжить. Проклятая Четвёрка оказалось смерговой хмарью, а он и рад был в неё верить.

Твин и Слай не особо нуждались в ком-то, в их мирке места для других никогда не оставалось. Харо — одиночка, которого с трудом удалось растормошить, приучить к дружбе. Да он слово «любовь» впервые услышал от него, Керса! Поначалу в голове не укладывалось, как это возможно, уже позже он понял, что таких, как Сорок Восьмой, каждый второй в Легионе. Неудивительно, что все считают скорпионов полными отморозками.

Когда Керс вернулся к дому Севира, уруттанцы уже ушли. Посёлок сиротливо опустел, и таким он видел его впервые: молчаливым, застывшим, безжизненным, только хриплый лай собак да еле слышный детский плач. И хотя едва перевалило за полдень, народ будто нарочно попрятался по домам, не высовывая на улицу и носу. Словно чуяли, как что-то безвозвратно ушло, что-то важное, заставляющее сердце Исайлума биться сильнее, разгонять стылую кровь.

Вдруг нестерпимо захотелось напиться, да так, чтоб неделю не просыхать, чтоб за один присест перемолоть всё и наконец избавиться от чёртовых мыслей, червями копошащихся в мозгах. Сработает или нет, но попытаться стоило. Сауг расщедрился на несколько бочонков арака, так почему бы не вскрыть один? И раз уж он решился покопаться в себе под кружку чего-нибудь крепкого, то лучше сделать это основательно.

Керс даже обрадовался, обнаружив каморку пустой. Альтера, видать, со своими в соседнем доме. Чего-то зачастила она к Триста Шестому, небось, науськивает народ потихоньку, продвигает свою политику.

Выудив из мешка письмо Седого, он стащил из погреба бочонок арака и отправился на поиски укромного местечка. Пустующий на окраине дом идеально подходил для такого дела и, нацедив во фляжку мутного пойла, Керс развалился на пыльном полу.

В пухлом конверте обнаружились письмо и досье. Он не испытывал большого желания перечитывать то, что и так прекрасно знал, потому взялся за исписанные мелким стариковским почерком листы, но прежде сделал для храбрости большой глоток из фляги. От ядрёности арака навернулись слёзы, а в горле запершило, будто проглотил тлеющего угля. Прокашлявшись, Керс протёр глаза и принялся читать:

«Здравствуй, Даниэл. Да, именно так — Даниэл. Я хочу, чтобы ты перестал бояться произносить своё имя вслух, и даже надеюсь, что когда-нибудь будешь называть его другим с гордостью.

Впервые ознакомившись с твоим делом, я, признаться, был поражён до глубины души и долго размышлял и над твоим поступком, и над последствиями, к которым он привёл».

«Ещё бы не поразился! Да я и сам до сих пор охреневаю», — Керс сделал ещё глоток, но поменьше, наученный горьким опытом, и вернулся к письму.

«Но я не стану осуждать тебя или попрекать, даже не буду затрагивать ту роковую ночь, приведшую тебя в Легион. И всё же я вынужден немного разворошить прошлое, чтобы помочь тебе не только простить себя, но и понять, почему ты именно такой. Наблюдая за тобой все эти годы, я позволил себе сделать некоторые выводы, и они косвенно подтвердились моим скромным исследованием.

Поначалу я видел в тебе очень способного мальчишку с живым умом и достаточно яркой способностью, но эта яркость всё не давала мне покоя. И чем больше я узнавал тебя, тем больше подозревал, что твой хист проявляется не в полную силу. Несомненно, частично по вине антидота, но, думаю, основная причина в твоей голове: ты словно создал барьер, через который никак не решаешься переступить. Так ли это, нам ещё предстоит выяснить. Надеюсь, у меня будет возможность убедиться во всём самолично».

— Ну вот и убедился. Только вряд ли тебя это обрадовало, верно, Седой? — Керс сглотнул подступивший к горлу ком и приложился к фляге. Старик всегда выделял его среди остальных, но заслуженно ли? Интересно, о чём он думал, умирая? Что вырастил настоящего монстра? Наверняка так оно и было.

«Ты спросишь, какое тебе дело до всех моих размышлений да теорий, они ведь не вернут тебе семью, и ты будешь прав. Семью тебе никак не вернуть, но скажу тебе прямо, сынок, в том, что с тобой произошло, по большей части виноваты твои родители. Что-то они упустили, недоглядели. Твоя мать не могла не знать о своём происхождении, и я допускаю, что ум и способности у неё были довольно выдающиеся, иначе как она умудрилась прожить всю жизнь на свободе, так и не попав в лапы Легиона? Причём не только она, но и её родители, и родители её родителей… Чертовски запутанно, верно?»

Керс ещё раз прочёл эту часть. Способность у мамы была, но ни управлять огнём, ни влиять на материю она, кажется, не умела. Он хорошо запомнил подслушанный разговор: отец упрекал её за то, что она не должна позволять детям использовать «дар» слишком часто, что этим сильно рискует. Будто чуял… Но то, о чём писал Седой, куда серьёзнее. Откуда старику знать, что у какой-то там давно умершей женщины были способности, а уж тем более, почему так смело утверждает, что и у его предков они тоже имелись?