Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо Страница 53

– Я хорошо понимаю, – тихо проговорил он, – причины вашей тревоги. Мы натренированы в битвах с деймонами, существами куда сильнее и куда быстрее нас. Тут ничего не изменится.

– И все-таки, – заметил Гистий, – надо будет что-то сказать солдатам.

– Скажите им, что мы собираемся сразиться с чудовищами из космоса.

– Да они со страху описаются.

– И прекрасно. Страх помогает выжить.

От этих слов с лица Гистия сползла улыбка. Но Эврибиад продолжал безразличным тоном:

– Выслушайте меня хорошенько, вы трое. Мы больше не бандиты. У нас на борту десять тысяч гражданских, которых мы должны защитить. Только мы и можем это сделать. Это одна пятая всего нашего народа. И о них мы должны думать прежде всего. Правила меняются. Вот это вы скажете солдатам.

Его помощники закивали. Да – они приспособятся, в этом сомнений нет.

– Ну ладно, а теперь покажите мне эти шаттлы.

Они вернулись на плац, прошли еще одну дверь колоссальных размеров, выполняющую тут роль шлюза. Двое ординарцев показали им оружие. Они уже успели разобрать винтовки и надеть автономные защитные костюмы, к которым можно было прикрепить прозрачный шлем. Это были темные облегающие костюмы, местами усиленные броней – нагрудниками, кирасами и крагами, сделанной из неизвестного и очень легкого материала. Их структура, однако же, во многом повторяла традиционные бронзовые доспехи, и Эврибиад сказал себе, что это сходство укрепит моральный дух солдат. Тем более что поверх комбинезонов те уже надели пояса и подвесили на них тяжелые тесаки таламитов.

Однако, увидев оружейную, они обо всем забыли. Если уж караульная, где поставили трирему, была размером с плац, что уж скажешь о примыкающей к ней посадочной площадке? Там могли бы поместиться все людопсы, что были на борту, а может, и все жители планеты, а под высоким потолком вполне можно было построить башню. Металл перегородок поглощал свет и придавал всему траурный оттенок, как будто они уже оказались в темноте космоса. Перед ним ровными рядами стояли аппараты для выхода в космическое пространство, к которым Диодон питал исключительную и страстную любовь. Формой они напоминали злых дельфинов, их короткие крылья были увешаны гроздями смертоносных машин, а корпус цвета ночи был сделан так, чтобы поглощать свет видимого и невидимого спектра. В каждую такую машину могло поместиться по сотне человек вместе с провиантом, всем необходимым оружием для штурма и даже готовым к использованию бронетранспортером. И на носу с каждой стороны был нарисован стилизованный глаз, серый, слегка рельефный, почти незаметный – символ, изображенный на его собственной триреме. В волнении он рассматривал эти еле заметные знаки, казалось, связывающие прошлое его команды с ее будущим.

А за этими гигантскими аппаратами… Он пошел вперед, пробрался под крылом и приблизился.

По всему корпусу корабля были проделаны отверстия. Широкий отсек выходил окнами наружу. По открытому люку было видно, насколько толстая броня у «Транзитории» – металлическая оболочка по меньшей мере пятидесяти метров в толщину, даже не оболочка, а доспех, собранный из плотно подобранных друг к другу чешуек из сплава никеля с молибденом и рением. При необходимости эти чешуйки могли сдвигаться под воздействием манипулятора силы тяжести, в одно мгновение закрывая огромную брешь.

Огромную? Таковой она была только в представлении людопса. В масштабах Корабля это была мышиная норка.

Кибернет подошел еще ближе, к самому краю. Отсюда был виден заросший травой пейзаж, окружающий судно, хотя воздух здесь пах закрытым помещением, как и везде на Корабле. Они находились посреди металлического монстра, поэтому земля была далеко внизу, а облака теперь казались ближе. Эврибиад протянул к ним лапу; высота его совсем не пугала – даже завораживала.

Кожей он ничего не почувствовал, однако удивительная сила помешала ему высунуть лапу наружу. Он нажал сильнее, но она не поддавалась – не как стена, а скорее как поверхность, обитая тканью, – в нее можно было вдавить ладонь, но чем сильнее он давил, тем больше становилось сопротивление. Что-то вроде осмотического барьера, который не даст воздуху выйти и предохранит от радиации, но в нужный момент выпустит шаттлы. На секунду ему захотелось сбежать со своими людьми, но потом вспомнил о своих сородичах, оставшихся на искусственном острове. И о Фотиде с ее техникокуонами. Привязанности к другим – вот самые прочные цепи.

– Удивительно, правда?

Он обернулся. Феоместор стоял, уставившись наружу, и выглядел таким же завороженным.

Эврибиад приблизился к нему и ласково положил лапу на плечо своего друга и заместителя. Остальные не отходили от самолетов, наверняка из желания дать передышку своему начальству.

– И вам еще не все показали. Видите те двери с другой стороны? За ними – еще один зал в виде амфитеатра, с окнами, из которых видно палубу.

– И?

– И он напичкан онейротронами.

– Вы пробовали их использовать?

– Уступлю вам эту честь.

– Там их много, где-то около сорока. Еще два-три, для офицеров, я бы понял…

– Отон желает, чтобы часть наших солдат занялась вооружением Корабля.

– Интересно.

– Я не хочу, чтобы эпибаты и таламиты проводили тут все время. Нужно избежать привыкания. Будем работать посменно, включая офицеров.

– Вы на это согласились?

– Такова цена.

А теперь он говорит, как Фотида.

– В какое безумство мы ввязываемся, друг мой? – тихо спросил Феоместор.

– Понятия не имею. Там была женщина…

– Женщина?

– Да. Создание, похожее на… Отона, но другое.

– Женщина-деймон?

– Нет, это был призрак живого существа.

Феоместор не слишком хорошо его понимал. И все же Эврибиад продолжил:

– Это существо, оно… Я что-то ощутил при контакте с ним. Что-то вроде очень древнего воспоминания.

– Воспоминания?

– Не знаю, как иначе это назвать. Она там. Мы должны полететь за ней. Я убежден, что она важна для нашего народа.

– Ценой риска для нашей жизни?

– Я не знаю, – задумчиво ответил Эврибиад.

Феоместор пожал плечами в попытке как-то смягчить серьезное выражение морды.

– В любом случае, разве у вас был выход? Мне сказали, что на борту Фотида.

– Как и тысячи других. Так что выбора не было.

– Значит, вы разыграли выпавшую вам карту, как должно.

– Мы практически никто, мой друг. Мы меньше, чем насекомые. Отон…

– Отон – не единственный бог, к которому мы можем воззвать.

Они говорили об этом много раз, сидя под звездами во время долгих бдений, которые предшествовали их самым дерзким вылазкам. Нужно было научиться думать, используя другие пути, не те, что навязал им колосс, вернуться к старым верованиям – скрытным, подпольным, народным, которые всегда прятали от деймонов. Если они полетят в космос, в этот мир, такой огромный, что и звезд, похожих на солнце этой планеты, там без счета, последуют ли за ними старые боги? Или же людопсы окажутся предоставлены сами себе?