Отражение тайны - Дмитрий Градинар Страница 53

И он погибнет, человек, сорвавший приличный куш, на который можно было бы безбедно прожить всю жизнь. А с ним ещё сто сорок пассажиров. И поэтому у супружеской пары, сидящей возле правого крыла, что начало разваливаться на высоте восемь тысяч метров, не родится сын, которому суждено было понять и собрать воедино суть всех вещей. Его место в жизни займёт другой человек, и нельзя гадать, станет он врачом или художником. Потому что он будет именно тем, кем должен стать. Так, как это было решено в момент зарождения Вселенной.

Потому что между словами «было» и «будет» нет никакой разницы. Всё было задумано таким, каким оно должно стать. Обратится в то, во что должно обратиться. И нет в мире ни случайных вещей, ни случайных событий.

* * *

Ещё Хаким открыл за собой новое, неожиданное свойство. Теперь он мог общаться с наставником сквозь пространство, словно они шли рядом по раскаленному песку.

– Ты помнишь, Идущий? – почему-то наставник сейчас избрал такое обращение. – Не забыл ли, что предстоит сделать, когда твой путь будет окончен?

– Помню. Я смогу приблизиться к самому Вершителю и создать для него новую Бесконечность. Одно в два, два в четыре…

– А помнишь ли, к чему нужно приложить усилия?

– Да, наставник. Я должен найти Бархан Свершений, взойти в назначенный час на гребень и стронуть с места всего одну песчинку. Большего мне не позволено.

– Смешно, не правда ли? Но ты прав. Всего одну песчинку. Как собираешься ты это сделать? И что будешь делать, если выбранная тобой и случаем песчинка прилипнет к пальцам? Стряхнешь ли её?

На миг видение и голос исчезали, и Хаким осматривал ладони, где кожа стала пергаментом, без признаков влаги.

Но солнце стало жарким, а лучи его как стрелы, и наставник возвращался к Хакиму.

– Я могу воспользоваться кинжалом и поддеть песчинку лезвием, – отвечал Хаким.

– Нет, не так. И кинжал, и посох, всё, что направляется твоей рукой – ничего не годится. Важно, чтобы ты чувствовал этот миг. Чувствовал эту песчинку и ничего не боялся. Даже если она прилипнет к твоим пальцам, это тоже будет означать, что мир изменился. На чуть-чуть. На вот эту песчинку. Но этого будет достаточно. Хлопок в ладоши, которым миллионы лет назад Вершитель оживил темную пустоту, породил бесконечное эхо. Мы слышим его до сих пор. Мы живем в его вечном и бесконечном звучании. А самому Вершителю уже и дела нет до того, какой путь оно изберет, его вечное и бесконечное… И я, и ты, и сам Бархан Свершений, мы только часть этого эха. Дотронься до песчинки, и всё, что изменится вслед за прикосновением, тоже случится, быть может, через миллионы миллионов лет.

– Я не дождусь, наставник. Даже сотня лет… Слишком много.

На миг Хакиму показалось, что он умер. Солнце убивало его, а стервятники выклевывали глаза. И только образ наставника возвращал к жизни.

– Хаким, так нельзя думать! Мгновение, годы, сотня лет или их миллионы, всё это только один шаг на бесконечном пути. И твой путь – дойти до Бархана Свершений и сдвинуть одну лишь песчинку, не заботясь, что будет дальше. Изменить устоявшееся положение одного, чтоб взамен появилось другое. Может быть, когда-нибудь твоё прикосновение приведет к возрождению целого океана над мертвой пустыней, и потомки, которые не вспомнят и никогда не узнают о тебе и о том, что ты сделал, будут ходить здесь водными дорогами, под широкими парусами, восхваляя волю Вершителя, даровавшего их лодкам богатый улов. Пойми, Хаким! Когда одно было одним, а после превратилось в два, было предначертано всё, что станет после. Тебе откроется Истина Всех Истин, ты поймешь…

Но вместо истины пришло разочарование. Оно ждало Хакима с того момента, как возникла эта пустыня.

– Лучше бы мне встретилась в пути стая песчаных собак! Лучше бы не конь, а я сам повредил ноги!

Хаким нашёл. Сомнений не было. Он взошел на Бархан Свершений, остановившись всего за два шага до гребня, и увидел за ним знакомый до боли, такой скучный и ставший родным посёлок пустынников, лежащий в полусотне шагов. В своём пути он прошел изломанными переходами и вернулся туда, откуда начиналась его дорога.

Круг замкнулся. Отсюда легко было различить, как раб наставника ведёт в поводу хромающего коня. Как ученики заваривают чай, и колышется на ветру откинутый полог его, Хакима, палатки.

Тогда Хаким протянул руку и сбил ногтем одну, всего одну песчинку. Она скатилась с гребня едва ли на две фаланги указательного пальца, а ему показалось, что странный ветер отзвуком далекого эха толкнул в спину.

Он обернулся. За спиной стоял сам наставник. Из плоти и крови. И указывал пальцем обратно, на гребень бархана.

«Смотри! – беззвучно пояснял его взгляд. – Смотри!» Хаким повернулся и увидел…

* * *

Приливы и отливы, полнолуния, затмения, всё это знаки.

Не трещины ли видел у основания тяжелого камня жрец Дельфийского Оракула? Не они ли сложились в «мене, текел, упарсин» для единственного прозревшего, что смог их прочесть?

Отмерено. Движение миллиардов тонн воды породило ураган. Он пронесся над побережьем, затопив ливнями всё, что оказалось на его пути. Сорвал крыши, спутал провода. Потом утих, равнина его поглотила. А всё для того, чтобы осталось одно-единственное облачко, которое понеслось к далекому городу. И там, над городом, на минуту преградило своим краешком дорогу двенадцати солнечным лучикам. Потом не стало облака, ничего не стало, наступила ночь. И была весна, что уступила место лету. Девушка-лето, отдавшись холодным ветрам, стала женщиной-осенью, и плакала, и теряла цветную фату, родив бесцветную зиму. Но это потом. Пока она плакала, желтый лист, что когда-то не дождался всего двенадцати солнечных лучиков, упал на землю первым. И в этом тоже был знак.

Вы не верите? А я понял всё, едва первый лист опустился мне под ноги. Отмерено… Нам отмерено.

Взвешено. Три части песка на одну часть цемента и залить водой. Так, кажется. Как и из чего делают асфальт, даже не догадываюсь. Но если чего-то не доложить, потом обязательно появится трещина. Может быть, виной ещё будут другие двенадцать солнечных лучиков, уже излишних, что раскалили две точки асфальта. И не было никакого облака, не было урагана, чтоб родить это облако. Миллиарды тонн воды в Гольфстриме занялись чем-то другим. А между двумя точками появится отрезок. Часть прямой. Да, трещины извилисты, но ведь есть, есть оно – неевклидово пространство! И это не где-то в бесконечных далях, а прямо под ногами. Нужно только понять. А поняв, увидеть бесконечную прямую. Пусть отрезки её неровны и кажутся всего лишь трещинами на асфальте.

Разделено… Временем.

* * *

Ветер. Божественный и одновременно привычный, он хватал с гребня невидимыми пальцами целые горсти песчинок, швыряя затем, разбрасывая их, куда попало. Ничто не могло сравниться в щедрости с этим ветром.

– Твой путь – повторение любого пути. Длиною ли в фарсанг, длиною ли в жизнь… – говорил наставник, пытливо заглядывая в глаза юноши. – Ты что-то изменил, но при этом всё осталось неизменным. Порядок вещей таков, что нарушить его нельзя, а между песчинкой и горой разницы не больше, чем в двух каплях воды, пусть даже это будет капля дождя и глубокое озеро. Что-то меняет нас, но само остается неизменным. Что-то меняем мы. Поймёшь ли, Хаким? Прозреешь? Готов нести проклятье мудреца через бессмысленные годы? По дорогам, по песку, днём и ночью? Или считаешь, что тебя обманули?