Царь без царства - Всеволод Алферов Страница 5

– Это хорошо, – пробубнил Джен. – Дело – это очень хорошо.

В прошлой жизни, когда была жива мать, чудак и мечтатель Зейд решил, что ему нужен очаг для зелий, и потому мастерская его будет располагаться на кухне, и жить он станет там же. Поэтому парень мог, не отходя от больного, крошить овощи, чистить рыбу и краем уха слушать трескотню отца.

Тот вещал о веках до Завоевания, о джунглях и иноземных богах. Джен кивал и поддакивал. Он давно понял, что старик умирает, и каждый вечер честно слушал все, какую бы ерунду тот ни плел. Он пытался рассказать отцу новости, спорил и нередко засыпал прямо здесь же, на полу подле ложа. По сути, вся его жизнь – его и Сахры – свелась к тому, чтобы выстроить иллюзию спокойного угасания. Будто старик, не запнувшись, прошел отмеренный путь и теперь может откинуться на подушки и отправиться в странствие по миру теней.

– Как дела у Сахры? – спросил Джен, наблюдая, как отец ест. Старик с достоинством проглотил и лишь тогда ответил:

– Откуда мне знать? Я ее неделю не видел.

– Ты уверен? Она собиралась сегодня зайти.

– Может, я стар и слаб, но не выжил из ума, – сварливо откликнулся отец и вновь принялся за еду. – Кстати, вкусно. Твоя мать и то готовила похуже.

Юноша опустил голову, чтобы не выдать страх. От него не ускользнуло отцовское «готовила» – значит, старик в ясном уме. И, стало быть, Сахра вправду не приходила.

– Хорошо… – задумчиво протянул отец, отставив пустую миску. – Кабы не этот Бахри, было бы вовсе чудесно.

Парень вздрогнул, вновь услышав ненавистное имя. Похоже, отец чувствует себя не неплохо, а прекрасно. Если тот и вспоминал изредка, кто разрушил их прежнюю жизнь, то с такой злобой, что Джену становилось не по себе.

– Скоро ты вернешься к делам, и тогда он заткнется! – пообещал юноша.

– Мы ведь наскребли денег на подарок? Судья доволен? Больше не будет разбирательств? – Зейд засыпал парня вопросами, но, услышав ответы, вытянулся на постели и зачем-то повторил: – Хорошо.

Джен молчал. Через окно доносилось дыхание большого города: крики зазывал, лай уличных псов, обрывки песен. Между тем мысли юноши неслись вскачь.

«Что ж ты делаешь, Сахра?» Это последние дни, когда можно посидеть с отцом, перекинуться парой слов. Каждый день последний! Он не может вот так, запросто, вскочить и отправиться на поиски. Нельзя беспокоить старика.

«Дура. Волоокая дура! Ты должна знать, что бордель – не просто неприятно, но и опасно! Клыки Мертвого бога, во что ты вляпалась?»

Словно в насмешку над его метаниями, старик вновь заговорил: так же протяжно и устало. Высоко подняв голову, он царственно возлежал на скамье, будто его окружали не пляшущие по стенам тени, а придворные, что прислушиваются к каждому слову.

– Это хорошо, что вы такие разные. Я имею в виду, ты и Сахра. Не спорь. Ты слишком уж похож на меня. Сахра будет отрезвлять тебя время от времени.

Должно быть, глаза юноши выдали удивление, потому что старик вздохнул, вынужденный разжевывать очевидное.

– Я всю жизнь считал, что мне здесь не место. У твоего деда было золото, и он немало на меня потратил. Пусть никто не называл меня достойным, я знал, что вот здесь, – он постучал по лбу сухим тонким пальцем, – у меня не меньше, чем у любого вельможи. А то и побольше, чем у некоторых. Я был тихим, спокойным… почти как ты. Я смотрел на торгашей и думал: боги, ну почему я родился в семье лекаря?

– Да мне это и не нужно было, – старик сомкнул пальцы на ладони сына и слегка подался вперед. – Иначе, поверь, ты бы не здесь сидел, а в Старом городе! У меня водились деньги, я разъезжал по храмам и покупал свитки и книги. Я осел-то, лишь когда встретил твою мать. Но и тогда упрямился, и некому было меня разбудить. Чего уж… я все растратил. Береги Сахру, иначе закончишь, как я.

«Береги Сахру, как же! Для начала она должна изредка ко мне прислушиваться». Отец успокоился, сжимавшая руку юноши ладонь разжалась.

– Я запомню, – тихо произнес Джен, глядя в окно.

В небо над улицами выкатилась полная чванливая луна. Юноше вдруг стало ужасно одиноко рядом с отцом. Сахра была далеко, за полгорода отсюда. Старик же, пожалуй, сбежал и того дальше, блуждая в туманах своего мира грез. Сунув руку в карман, Джен сжал серебряный кеде́т, единственную нить между ним и сестрой. «Упрочившийся в свете, живущий вечно, Первый-в-Круге Аасим ас-Джаркал».

– Я обязательно запомню! – серьезно пообещал Джен, возвращаясь мыслями в тускло освещенную комнатку. И закусил губу.

Старик обессиленно откинулся на подушки и прикрыл глаза. Рот его приоткрылся, словно во сне. Спустя пару ударов сердца юноша решился коснуться его шеи, пощупать пульс. Зачем-то схватил дряблую руку, начал растирать. Как будто это могло помочь.

– Не уходи, отец, – все твердил парень. – Ну же, возьми тебя бесы! Ты ведь живой, живой, живой…

Потом он просто прижал старика к себе. Нечесаная седая борода щекотала шею, глаза горели. Сидя на краю постели, Джен раскачивался взад и вперед, вперед и назад, обнимая отца, баюкая, точно маленького ребенка.

– Ведь ты живой, папа… Ты живой.

Вот только Зейд, сын Зубара, уже не мог ответить.

2

Джамайя, Светлый город, 10-е месяца Пауни

– Боги воплотились в вас, мудрый!

Са́мер улыбнулся и вслед за распорядителем ложи торговцев склонился в поклоне. Но, стоило дверям закрыться, улыбка сползла с его лица. Верховный маг пнул расшитую яркими цветами подушку.

Во-первых, ритуальная фраза служила приветствием чародеев, а не прощанием, но что возьмешь с торгаша? Эта ошибка была забавной, в другой обстановке она повеселила бы Самера, но оставалось «во-вторых»: чиновник знал о его поездке больше, чем следовало.

Быстро же они! А ведь он едва приехал. В сущности, чародей еще осматривал отведенный ему покой, когда в дверях появился охранник. «От имени купцов города… поприветствовать в Джамайе…»

Вот уж приветствие так приветствие!

Ему отвели просторный дом на Дороге Богов, и с террасы открывалось зрелище, которое в самом деле стоило увидеть. Широкий, мощенный алым камнем тракт тянулся меж двумя рядами статуй. Некоторые имели человеческие черты, другие были людьми с птичьими и звериными головами, а иные и вовсе напоминали чудищ. Скульптор высек в камне каждого божка и духа, что почитались в этих краях.

Несмотря на сумерки, на Дороге Богов толпились люди: продавцы украшений, слуги, стража, паланкины богачей. Конечно, это не толчея столичных рынков, но тоже немало. Встречались здесь и чужаки. Южане из давно потерянных провинций – в кричаще ярких одеждах и высоких шапках. Варвары из Рассветных королевств – светловолосые и бледные. Кто бы ни стоял за кровавым происшествием в обители чародеев, он выбрал место правильно. Затеряться в Джамайе легче легкого.