Книга секретов - Жаклин Уэст Страница 5

Олив бывала здесь уже столько раз, что и не сосчитать, но, когда она потянулась сквозь темноту к дверной ручке, по коже все равно побежали мурашки. С басовитым скрипом дверь отворилась, и Олив выбежала на лестницу, ведущую на чердак.

Чердак особняка походил на лавку древностей, которую взяли и хорошенько потрясли. Старые стулья, шкафы и зеркала, некоторые из которых были завешаны простынями, а некоторые покрыты паутиной, были кое-как свалены вдоль покосившихся стен. В углах громоздились груды картин. Башни из мятых коробок, старых кожаных сумок и запертых сундуков высились чуть ли не до потолка. Ржавые инструменты и осколки фарфора были разбросаны по комнате, как опасные конфетти. А посреди этого всего, чуть поодаль от прочих вещей, зловещим монументом стоял мольберт Олдоса МакМартина.

Сейчас он был прикрыт тканью, но Олив знала, что на мольберте оставался последний – незаконченный – автопортрет Олдоса. Нагнувшись, она приподняла уголок ткани – таким движением, каким вы подняли бы ботинок, которым наступили на очень крупного жука – и быстро взглянула на портрет. Бестелесные руки Олдоса шевельнулись на темном холсте. Длинный костлявый палец поднялся, словно указывал прямо на нее. Олив брезгливо отбросила полотно. Поспешно попятившись прочь от мольберта, она врезалась в старинную козетку и поневоле приземлилась на нее с пыльным плюх.

На подушках за ее спиной вытянулся в струнку пятнистый кот.

– Замок есть беззащитен! – вскричал он с сильным французским акцентом и поспешил нацепить шлем, сделанный из банки из-под кофе. Стараясь влезть в шлем побыстрее, кот перевернул банку и принялся вколачиваться в нее головой. – Рыцари, к оружию!

– Все в порядке, Харви – я имею в виду, эм… сэр Ланселот, – проговорила Олив. – Это всего лишь я.

– А, – отозвался Харви. Шлем он надел набекрень, так что в квадратную прорезь выглядывал только один зеленый глаз. – Bonjour [3], миледи, – с жестяным эхом прибавил он.

– Привет, – сказала Олив и поправила кофейную банку так, чтобы оба глаза Харви появились в прорези – прямо над надписью «Богатый, насыщенный вкус!» – Ничего подозрительного сегодня не видел?

– Подозгительного? – повторил Харви. – Non [4]. Все било тихо. Да, истинно так, за исключением одного самозванца, что дегзнуль посягнуть на стены моей кгепости. Он быль повегжен. – И Харви с гордостью кивнул на пол, где виднелось пятно в форме звездочки от раздавленного паука.

Олив отодвинула ноги от пятна.

– И никаких признаков Аннабель? – уточнила она, наблюдая за пауком: вдруг он чудесным образом воскреснет. Паук не воскрес.

– Я ее не видаль, – сообщил Харви, легко запрыгнул на спинку козетки и принялся расхаживать по ней туда-сюда. – Ей, скогее всего, известно, что замок сей под защитой Ланселота Озегного, величайшего из гыцагей!

– Наверняка в этом все и дело, – согласилась Олив, когда Харви оступился на своем насесте и упал за козетку. Кофейная банка громко звякнула.

– А-га! – взревел Харви, снова запрыгивая на подушки. – Ловушки?! Думаете, такие тгюки сгодятся пготив Ланселота?

– Мне надо повидать Горацио, – сказала Олив, попятившись, когда Харви принялся драть козетку всеми четырьмя лапами.

Олив выбежала с чердака обратно вниз, в коридор второго этажа, и повернулась к родительской спальне.

Она почти никогда не заходила в этот конец коридора. Комната ее родителей находилась между тесной зеленой комнаткой, в которой не было ни одной картины, и еще одной более тесной белой, где висело изображение злобной на вид птицы, восседавшей на штакетнике, и хранились дюжины коробок, которые родители так до сих пор и не распаковали. Осмотрев через очки и зеленую, и белую комнату, Олив отворила дверь, ведущую в спальню родителей.

Это была большая комната с огромной кроватью. В центре кровати очень, очень большой кот, казалось, дрых без задних ног. Солнечный луч падал из окна прямо на его апельсиново-рыжий мех, отчего тот сиял, как какая-то ангельская актиния. Олив на цыпочках подошла поближе. Не в силах сопротивляться, она протянула руку и, едва касаясь, погладила теплый, шелковистый светящийся мех.

– Привет, Олив, – с закрытыми глазами произнес Горацио.

– Как ты узнал, что это я?

– По запаху, – сказал Горацио, все еще не открывая глаз. – Арахисовое масло и кислое молоко.

Олив скрестила руки на груди.

– По-хорошему, тебе не стоит спать у родителей на кровати, – сказала она. – Ты же знаешь, у мамы аллергия на кошек.

Горацио потянулся, устраиваясь так, чтобы на него падало как можно больше солнечного света.

– Да, и это прискорбно. Но порой приходится чем-то жертвовать ради счастья ближнего своего.

– Хм-м, – протянула Олив. Она следила за тем, как хвост Горацио, пушистый, как метелка для пыли, мечется туда-сюда по нагретым солнцем простыням. – Поверить не могу, что ты спишь средь бела дня, когда где-то бродит Аннабель, пытаясь пробраться обратно сюда.

– Возможно, я просто хотел, чтобы ты верила, что я сплю. Возможно, на самом деле я вовсе не спал. – Горацио приоткрыл один глаз, и щелочка сверкнула изумрудом. – Аннабель МакМартин не станет брать этот дом штурмом средь бела дня, Олив, в особенности зная, что мы настороже. Она куда умнее.

– Тогда где она прямо сейчас, как ты думаешь?

На мгновение воцарилось молчание. Затем Горацио произнес:

– Где-нибудь, где темно.

Спина Олив покрылась холодным потом. Она отвернулась от Горацио и постаралась сосредоточиться на двух полотнах, висевших на стене спальни. На одном был изображен старый деревянный парусник в сиреневатом море, а на втором – беседка с белыми колоннами в тенистом саду, полускрытая за высокими ивами. Долговязый мужчина в старомодном костюме сидел в беседке и читал книгу. Хорошо бы самой посидеть там с собственной книгой, слушая шелест ветра, вдыхая аромат цветов… Но у Олив были более важные и куда менее приятные дела.

– Я собираюсь проверить двор и убедиться, что все в безопасности, – храбро заявила она, оглядываясь на Горацио.

– Хорошо, – сказал кот. Он уже успел снова закрыть глаза.

Олив сбежала вниз, пронеслась через весь дом и выскочила из задней двери. Сад простирался перед ней во всем своем тернистом, лиственном хаосе. Старые деревья, окружавшие двор, как будто пытались укрыть беспорядок одеялом теней. Олив обошла сад по краю. Среди странных цветов, насколько она могла судить, не скрывались никакие улики. Возле кучи компоста в грязи не осталось следов, потерянные жемчужины не лежали во мху под деревьями. Олив уже начала было верить, что не найдет ничего интересного, когда вдруг по пояс ушла под землю.

Левая нога Олив вытянулась назад в неловкой балетной позиции, руки безуспешно попытались ухватиться за воздух, а подбородок приземлился в траву – между одуванчиками и муравейником. Пытаясь отдышаться, Олив уставилась на суетящихся муравьев. Те не обращали на нее внимания.